ха, и играли такими грязными и рваными картами, что только знакомство съ ними въ теченіе цѣлаго лѣта могло пріучить распознавать ихъ и не смѣшивать туза червоннаго съ валетомъ бубновымъ.
Мы никогда не спали въ нашемъ «домѣ» и почти въ немъ не нуждались; мы сдѣлали эту постройку лишь для того, чтобы удержать землю за собою, и этого было достаточно. Мы боялись нечаянно ее разорить.
Мало-по-малу провизія наша стала приходить къ концу и мы отправились на прежнюю стоянку, чтобы сдѣлать новый запасъ всего. Цѣлый день употребили мы на это, и вернулись домой къ ночи усталые и голодные. Пока Джонни несъ большую часть провизіи въ домъ, я взялъ хлѣбъ, нѣсколько ломтей ветчины и кофейникъ на берегъ, положилъ все это около дерева, зажегъ костеръ и пошелъ назадъ къ лодкѣ, чтобы достать вертелъ. Въ это время я услышалъ крикъ Джонни и, посмотрѣвъ въ ту сторону, увидѣлъ, что мой огонь быстро охватилъ все вокругъ него.
Джонни стоялъ на другой сторонѣ и чтобы дойти до озера, онъ долженъ былъ пробѣжать черезъ огонь; и такъ стояли мы, безпомощные и наблюдали за опустошеніемъ.
Почва въ этомъ мѣстѣ была густо усыпана сосновыми иглами и огонь, дойдя до нихъ, разгорѣлся, какъ отъ пороха, и чудно было видѣть, съ какою бѣшеною скоростью огонь распространялся! Мой кофейникъ уже не существовалъ, а съ нимъ погибли и другія вещи. Въ теченіе полутора минутъ огонь охватилъ сухіе, густо-поросшіе кусты въ шесть или семь футовъ вышины и тогда ревъ, шумъ и трескъ были что-то ужасны. Жара принудила насъ удалиться къ лодкѣ и тамъ, очарованные зрѣлищемъ, стояли мы не шевелясь и восхищались.
Черезъ полчаса все передъ нами кружилось въ бурѣ огня! Огонь взбирался быстро вверхъ по сосѣднимъ хребтамъ, переходилъ черезъ нихъ, куда-то пропадалъ съ тѣмъ, чтобы снова показаться на верхушкахъ отдаленныхъ горъ, чудно освѣщая окрестность, снова исчезалъ и снова появлялся, распространяясь и поднимаясь все выше и выше по склонамъ горъ, пробѣгалъ по волнамъ, по узкимъ проходамъ и по пути охватывалъ все, что глазъ могъ видѣть. Вдали по ту сторону озера, скалы и утесы, освѣщенные яркимъ заревомъ, окрашивали небо багровымъ цвѣтомъ и наполняли картину ада!
Каждый штрихъ этой картины отражался въ блестящей поверхности озера! И обѣ картины были превосходны, обѣ великолѣпны; но та, отражавшаяся въ водѣ, была какъ-то лучше, и невольно очаровывала глазъ.
Мы сидѣли четыре долгихъ часа недвижимы, поглощенные
