лоду, чѣмъ портить себѣ желудокъ худою школярщиною, просяклою чернильными спорами.
Я пытался однакожъ доставить моей подругѣ облегченіе, но она отринула всѣ мои услуги. Пришедъ въ себя, она плакала, и не говорила со мною. Я поклялся впередъ не мѣшать ея горести. Мы поворотились другъ другу спиною, и такъ провели двое сутокъ. Пріятный образъ провожденія времени въ виду довершающагося потопа!… Между тѣмъ голодъ повергалъ меня въ изступленіе: я кусалъ самого себя.
— Саяна!… вскричалъ я, срываясь съ камня, на которомъ сидѣлъ погруженный въ печальной думѣ. Саяна!… посмотри! вода уже потопила входъ въ пещеру.
Она оборотилась къ отверстію и смотрѣла безчувственными, окаменѣлыми глазами.
— Видишь ли эту воду, Саяна?… примолвилъ я, протягивая къ ней руку: то нашъ гробъ!…
Она все еще смотрѣла страшно, неподвижно, молча и какъ-будто ничего не видя.
— Ты не отвѣчаешь, Саяна?…
Она закричала сумасшедшимъ голосомъ, бросилась въ мои объятія, и сильно, сильно прижала меня къ своей груди. Это судорожное пожатіе продолжалось нѣсколько минутъ, и ослабѣло однимъ разомъ. Голова ея упала взничь на мою руку; я съ умиленіемъ погрузилъ взоръ свой въ ея глаза, и долго не сводилъ его съ нихъ. Я видѣлъ, внутри ея, томныя движенія нѣкогда пылкой страсти самолюбія; видѣлъ, сквозь сухое стекло глазъ несчастной, какъ въ душѣ ея, подобно волшебнымъ
лоду, чем портить себе желудок худою школярщиною, просяклою чернильными спорами.
Я пытался, однако ж, доставить моей подруге облегчение, но она отринула все мои услуги. Пришед в себя, она плакала и не говорила со мною. Я поклялся вперед не мешать ее горести. Мы поворотились друг другу спиною и так провели двое суток. Приятный образ провождения времени в виду довершающегося потопа!.. Между тем голод повергал меня в исступление: я кусал самого себя.
— Саяна!.. — вскричал я, срываясь с камня, на котором сидел, погруженный в печальной думе. — Саяна!.. посмотри! вода уже потопила вход в пещеру.
Она оборотилась к отверстию и смотрела бесчувственными, окаменелыми глазами.
— Видишь ли эту воду, Саяна?.. — примолвил я, протягивая к ней руку, — то наш гроб!..
Она все еще смотрела страшно, неподвижно, молча и как будто ничего не видя.
— Ты не отвечаешь, Саяна?..
Она закричала сумасшедшим голосом, бросилась в мои объятия и сильно, сильно прижала меня к своей груди. Это судорожное пожатие продолжалось несколько минут и ослабело одним разом. Голова ее упала навзничь на мою руку; я с умилением погрузил взор свой в ее глаза и долго не сводил его с них. Я видел внутри ее томные движения некогда пылкой страсти самолюбия; видел сквозь сухое стекло глаз несчастной, как в душе ее, подобно волшебным
