Зато въ остальныхъ залахъ кипѣла жизнь. Праздникъ былъ въ полномъ разгарѣ, когда часы начали бить полночь. Опять, какъ и раньше, музыка смолкла, танцоры остановились, и воцарилась зловѣщая тишина. Теперь часы били двѣнадцать, и, можетъ быть, потому что бой продолжался дольше, чѣмъ прежде, — сильнѣе задумались наиболѣе серьезные изъ присутствовавшихъ. Быть можетъ, по той же причинѣ, прежде чѣмъ замеръ въ безмолвіи послѣдній отголосокъ послѣдняго удара, многіе въ толпѣ успѣли замѣтить присутствіе замаскированной фигуры, которая раньше не привлекала ничьего вниманія. Слухъ о появленіи новаго лица быстро распространился, сначала шепотомъ; потомъ послышался гулъ и ропотъ удивленія и негодованія, — наконецъ, страха, ужаса и отвращенія.
Въ такомъ фантастическомъ сборищѣ появленіе обыкновенной маски не могло бы возбудить сенсацію. Въ эту ночь маскарадная свобода была почти неограничена; но вновь появившаяся фигура переступала границы даже того снисходительнаго декорума, который признавалъ принцъ. Въ сердцѣ самыхъ безпечныхъ есть струны, до которыхъ нельзя дотрогиваться. Самыя отчаянныя головы, для которыхъ нѣтъ ничего святого, не рѣшатся шутить надъ извѣстными вещами. Повидимому, все общество почувствовало, что костюмъ и поведеніе незнакомца не остроумны и неумѣстны. Это была высокая тощая фигура, съ ногъ до головы одѣтая въ саванъ. Маска, скрывавшая лицо, до того походила на окоченѣвшее лицо трупа, что самое пристальное разглядываніе затруднилось бы обнаружить поддѣлку. Все бы это ничего; обезумѣвшее отъ разгула общество, быть можетъ, даже одобрило бы такую выходку. Но ряженый зашелъ дальше, олицетворивъ типъ «Красной Смерти». Одежда его была испачкана кровью, на широкомъ лбу и по всему лицу выступали ужасныя багровыя пятна.
Когда принцъ Просперо увидѣлъ привидѣніе, которое прогуливалось взадъ и впередъ среди танцующихъ медленнымъ и торжественнымъ шагомъ, точно желая лучше выдержать свою роль, — онъ содрогнулся отъ ужаса и отвращенія, но тотчасъ затѣмъ лицо его побагровѣло отъ гнѣва.
— Кто осмѣливается, — спросилъ онъ хриплымъ голосомъ у окружающихъ, — кто осмѣливается оскорблять насъ такой богохульной насмѣшкой? Схватите его и сорвите маску, чтобы мы знали, кого повѣсить на восходѣ солнца на стѣнѣ замка.
Въ этотъ моментъ принцъ Просперо находился въ восточной или голубой залѣ. Слова громко и звучно отдались по всѣмъ семи заламъ, потому что принцъ былъ рослый и сильный мужчина, а музыка умолкла по мановенію его руки.
Зато в остальных залах кипела жизнь. Праздник был в полном разгаре, когда часы начали бить полночь. Опять, как и раньше, музыка смолкла, танцоры остановились, и воцарилась зловещая тишина. Теперь часы били двенадцать, и, может быть, потому что бой продолжался дольше, чем прежде, — сильнее задумались наиболее серьезные из присутствовавших. Быть может, по той же причине, прежде чем замер в безмолвии последний отголосок последнего удара, многие в толпе успели заметить присутствие замаскированной фигуры, которая раньше не привлекала ничьего внимания. Слух о появлении нового лица быстро распространился, сначала шепотом; потом послышался гул и ропот удивления и негодования, — наконец, страха, ужаса и отвращения.
В таком фантастическом сборище появление обыкновенной маски не могло бы возбудить сенсацию. В эту ночь маскарадная свобода была почти не ограничена; но вновь появившаяся фигура переступала границы даже того снисходительного декорума, который признавал принц. В сердце самых беспечных есть струны, до которых нельзя дотрагиваться. Самые отчаянные головы, для которых нет ничего святого, не решатся шутить над известными вещами. По-видимому, всё общество почувствовало, что костюм и поведение незнакомца не остроумны и неуместны. Это была высокая тощая фигура, с ног до головы одетая в саван. Маска, скрывавшая лицо, до того походила на окоченевшее лицо трупа, что самое пристальное разглядывание затруднилось бы обнаружить подделку. Всё бы это ничего; обезумевшее от разгула общество, быть может, даже одобрило бы такую выходку. Но ряженый зашел дальше, олицетворив тип «Красной Смерти». Одежда его была испачкана кровью, на широком лбу и по всему лицу выступали ужасные багровые пятна.
Когда принц Просперо увидел привидение, которое прогуливалось взад и вперед среди танцующих медленным и торжественным шагом, точно желая лучше выдержать свою роль, — он содрогнулся от ужаса и отвращения, но тотчас затем лицо его побагровело от гнева.
— Кто осмеливается, — спросил он хриплым голосом у окружающих, — кто осмеливается оскорблять нас такой богохульной насмешкой? Схватите его и сорвите маску, чтобы мы знали, кого повесить на восходе солнца на стене замка.
В этот момент принц Просперо находился в восточной или голубой зале. Слова громко и звучно отдались по всем семи залам, потому что принц был рослый и сильный мужчина, а музыка умолкла по мановению его руки.
