бленной, и переходя ко второй эрѣ моего существованія, я чувствую, что тѣни сгущаются въ моемъ мозгу, и самъ сомнѣваюсь въ безусловной точности моего разсказа. Но буду продолжать. Годы влачились за годами, а я все еще жилъ въ долинѣ Разноцвѣтныхъ Травъ; но въ ней снова все перемѣнилось. Блистательные цвѣты спрятались въ стволы деревьевъ и больше не появлялись. Краски зеленаго ковра поблѣднѣли; рубиново-красныя лиліи исчезли одна за другой, а на мѣсто ихъ выросли фіалки, темныя, подобныя глазамъ, которые грустно хмурились и плакали, покрытыя росою. И жизнь исчезла съ тѣхъ мѣстъ, гдѣ мы ступали, потому что стройный фламинго уже не развертывалъ передъ нами своихъ пурпурныхъ крыльевъ; онъ печально улетѣлъ за горы съ толпою веселыхъ пестрыхъ птицъ, явившихся вмѣстѣ съ нимъ. И золотыя и серебряныя рыбки уплыли черезъ ущелье на нижнемъ концѣ нашей долины и никогда уже не появлялись на поверхности тихой рѣчки. И мелодія, что была нѣжнѣе Эоловой арфы и музыкальнѣе всѣхъ звуковъ, кромѣ голоса Элеоноры, замерла мало по малу въ грустномъ ропотѣ, который становился все тише и тише, пока рѣчка не вернулась къ своему прежнему торжественному безмолвію; и огромное облако поднялось, оставляя на вершинахъ горъ прежній тусклый туманъ и вернулось въ область Геспера, унося съ собой всю пышность и роскошь, и лучезарный блескъ долины Разноцвѣтныхъ Травъ.
Но Элеонора не забыла своего обѣщанія, потому что я слышалъ бряцанье небесныхъ кадильницъ; и волны священныхъ ароматовъ обвѣвали долину; и въ минуты тяжкаго уединенія, когда скорбь давила мнѣ сердце, вѣтерокъ приносилъ мнѣ ея нѣжные вздохи; и часто въ ночной тиши, я слышалъ неясный шопотъ, а однажды, — о, только однажды! меня пробудило отъ сна, подобнаго смерти, прикосновеніе ея призрачныхъ губъ къ моимъ губамъ.
Но пустота моего сердца не могла быть наполнена. Я жаждалъ любви, такой же, какъ та, что раньше наполняла мое существо. Наконецъ, долина стала меня терзать воспоминаніями объ Элеонорѣ, и я навѣки оставилъ ее для суетныхъ и шумныхъ успѣховъ.
Я очутился въ странномъ городѣ, гдѣ все стремилось изгладить изъ моей памяти сладкія грезы, которымъ я предавался такъ долго въ долинѣ Разноцвѣтныхъ Травъ. Пышность и блескъ гордаго Двора, безумный звонъ оружія, лучезарная красота женщинъ отуманили и отравили мой мозгъ. Но душа моя оставалась вѣрной своему обѣту, и присутствіе Элеоноры по прежнему обнаруживалось въ безмолвные часы ночи. Но внезапно эти явленія прекратились, и міръ для меня одѣлся мглою, и я ужасался жгучихъ мы-
