годаря устройству ложи, была выше средняго роста и почти величественная. Совершенство формъ и очертаній было восхитительно. Голова, видимая мнѣ только съ затылка, не уступала по красотѣ линій головкѣ Психеи и скорѣе оттѣнялась, чѣмъ закрывалась легкимъ уборомъ изъ gaze aërienne, напомнившимъ мнѣ ventum textilem Апулея. Правая рука свѣшивалась за перила ложи и заставляла дрожать каждый нервъ моего тѣла своей изысканной пропорціональностью. Ея верхняя часть была одѣта широкимъ открытымъ рукавомъ по тогдашней модѣ. Онъ заходилъ лишь немного ниже локтя. Подъ нимъ былъ другой, изъ какой-то тонкой матеріи, въ обтяжку, заканчивавшійся пышными кружевными маншетами, изящно обрамлявшими кисть руки, доходя до самыхъ пальчиковъ. На одномъ изъ нихъ сверкало кольцо съ брилліантомъ, очевидно, громадной стоимости. Удивительная округлость руки выступала еще рѣзче благодаря браслету, который также былъ украшенъ великолѣпной aigrette изъ брилліантовъ, свидѣтельствовавшей о богатствѣ и разборчивомъ вкусѣ его владѣлицы.
Я, по крайней мѣрѣ, полчаса смотрѣлъ, точно окаменѣвъ, на это царственное явленіе; и тутъ-то я почувствовалъ въ полной силѣ истину того, что говорится и поется о «любви съ перваго взгляда». Мои ощущенія совсѣмъ не походили на тѣ, которыя мнѣ случалось испытывать раньше даже въ присутствіи прославленныхъ красавицъ. Неизъяснимая, магнетическая, иначе не могу ее назвать — симпатія души къ душѣ приковала не только мои взоры, но и мысли и чувства къ восхитительному явленію. Я видѣлъ, я чувствовалъ, я зналъ, что влюбленъ глубоко, безумно, безвозвратно… влюбленъ, не смотря на то, что еще не видалъ лица своей возлюбленной. И такъ глубока была моя страсть, что врядъ-ли бы ослабѣла, если бы даже черты лица оказались ординарными; до того ненормальна природа единственной иетинной любви, любви съ перваго взгляда, и такъ мало зависитъ она отъ внѣшнихъ условій, которыя только невидимому создаютъ и контролируютъ ее.
Между тѣмъ какъ я сидѣлъ поглощенный созерцаніемъ этого прекраснаго видѣнія, внезапный шумъ въ публикѣ заставилъ красавицу обернуться такъ, что я увидѣлъ профиль ея лица. Красота его превзошла даже мои ожиданія, и тѣмъ не менѣе въ ней было нѣчто такое, что разочаровало меня, — почему, я и самъ бы не могъ объяснить. Я сказалъ «разочаровало», но это выраженіе не совсѣмъ подходящее. Чувства мои въ одно время успокоились и напряглись. Я испытывалъ не восторгъ, а спокойный энтузіазмъ или восторженное спокойствіе. Быть можетъ, это душевное состояніе зависѣло отъ выраженія лица, напоминавшаго Мадонну, но не отъ одного этого. Было нѣчто — тайна, которой я не могъ разъяснить —
