вилъ меня отъ всей души и предложилъ всяческую помощь съ своей стороны. Словомъ, дѣло пошло какъ по маслу и въ два часа утра, спустя десять минутъ послѣ свадебной церемоніи, я сидѣлъ съ г-жей Лаландъ, то есть съ мистриссъ Симпсонъ, въ каретѣ и катилъ изъ города въ сѣверо-восточномъ направленіи.
Мы рѣшили остановиться въ деревнѣ С., миляхъ въ двадцати отъ города, тамъ позавтракать и отдохнуть прежде чѣмъ двинемся дальше. Въ четыре часа карета остановилась у подъѣзда гостинницы.
Я помогъ выдти моей обожаемой женѣ и велѣлъ тотчасъ подать завтракъ. Тѣмъ временемъ мы прошли въ маленькую столовую и усѣлись.
Было уже почти совсѣмъ свѣтло, и когда я съ восторгомъ взглянулъ на ангела, сидѣвшаго рядомъ со мною, мнѣ пришла въ голову странная мысль, что со времени моего знакомства съ прославленной красавицей я до сихъ поръ ни разу еще не имѣлъ случая любоваться ея красотой при дневномъ свѣтѣ.
— Теперь, mon ami, — сказала она, прерывая нить моихъ мыслей, — теперь, mon cher ami, когда мы соединились на вѣки, когда я согласилась на ваши страстныя мольбы и исполнила свое обѣщаніе, теперь, надѣюсь, и вы вспомните о моей маленькой просьбѣ, о вашемъ, обѣщаніи. Ахъ! постойте! дайте мнѣ вспомнить! Да, я помню! Да, я помню слово въ слово обѣщаніе, которое вы дали своей Евгеніи въ эту ночь. Вы сказали: «Это рѣшено. Рѣшено и подписано съ величайшею радостью. Я готовъ пожертвовать какимъ угодно чувствомъ ради васъ. Сегодня я буду носить этотъ милый лорнетъ, какъ лорнетъ въ жилетномъ карманѣ, но съ первымъ проблескомъ того счастливаго утра, которое застанетъ меня вашимъ мужемъ, я надѣну его на… на носъ и буду пользоваться имъ не такъ романтически, не такъ изящно, но конечно съ большею пользою — именно какъ вы желаете». Вѣдь это ваши слова, мой возлюбленный супругъ, не правда-ли?
— Да, — отвѣчалъ я, — у васъ превосходная память и, конечно, прекрасная Евгенія, я не откажусь исполнить это обѣщаніе. Вотъ! смотрите! Они идутъ мнѣ, не правда-ли? — Съ этими словами я развернулъ лорнетъ и вздѣлъ его на носъ, между тѣмъ какъ г-жа Лаландъ, поправивъ шляпку и скрестивъ руки, сидѣла выпрямившись, въ какой-то странной, напряженной и даже неизящной позѣ.
— Господи помилуй! — воскликнулъ я почти въ ту же минуту, какъ пружинка лорнета охватила мое переносье. — Господи помилуй! что могло случиться съ этими очками? — и сдернувъ ихъ съ носа, я вытеръ стекла шелковымъ платкомъ, и надѣлъ опять.
