По мѣрѣ того, какъ зараза усиливалась, мы привыкли ежедневно ожидать потери какого-нибудь друга. Подъ конецъ мы со страхомъ ожидали газету. Самый вѣтеръ съ юга, казалось намъ, былъ насыщенъ смертью. Эта леденящая мысль всецѣло овладѣла моей душой. Я не могъ ни думать, ни говорить, ни грезить о чемъ либо другомъ. Мой хозяинъ былъ человѣкъ болѣе спокойнаго темперамента и хотя сильно упалъ духомъ, но все-таки старался ободрить меня. Его богатый философскій умъ не поддавался вліянію вещей воображаемыхъ. Онъ былъ достаточно воспріимчивъ въ отношеніи реальныхъ ужасовъ, но не пугался порождаемыхъ ими призраковъ.
Его попытки разсѣять неестественное уныніе, овладѣвшее мною, въ значительной степени ослаблялись по милости нѣсколькихъ книгъ, найденныхъ мною въ его библіотекѣ. Содержаніе ихъ было именно такого рода, что могло вызвать къ жизни сѣмена наслѣдственнаго суевѣрія, таившіяся въ моей душѣ. Я читалъ эти книги безъ вѣдома моего друга, и такимъ образомъ, онъ часто не умѣлъ объяснить себѣ моего мрачнаго настроенія.
Любимой темой моихъ тогдашнихъ разговоровъ была вѣра въ примѣты, — вѣра, которую я въ то время готовъ былъ защищать почти серьезно. На эту тему у насъ происходили долгіе и оживленные споры: онъ доказывалъ, что вѣра въ подобныя вещи лишена всякаго основанія, я же утверждалъ, что такое общее чувство, возникшее самопроизвольно, то есть, повидимому, безъ всякаго внушенія, — заключаетъ въ себѣ несомнѣнные элементы истины и заслуживаетъ вниманія во многихъ отношеніяхъ.
Дѣло въ томъ, что вскорѣ послѣ моего пріѣзда на дачу, со мною самимъ случилось происшествіе, до того необъяснимое и такого зловѣщаго характера, что мнѣ извинительно было принять его за предзнаменованіе. Оно такъ поразило, и вмѣстѣ съ тѣмъ такъ смутило и напугало меня, что прошло много дней, прежде чѣмъ я собрался съ духомъ настолько, чтобы сообщить о немъ моему другу.
На закатѣ необычайно жаркаго дня, я сидѣлъ съ книгой въ рукахъ у открытаго окна, изъ котораго открывался видъ на отдаленный холмъ за рѣкой. Ближайшая ко мнѣ сторона холма была обнажена отъ деревьевъ, вслѣдствіе такъ называемаго оползня. Мысли мои давно уже отвлеклись отъ книги къ унынію и отчаянію, царившимъ въ сосѣднемъ городѣ. Поднявъ глаза, я случайно взглянулъ на обнаженный склонъ холма и увидѣлъ нѣчто странное, какое-то отвратительное чудовище, которое быстро спускалось съ вершины холма, и исчезло въ лѣсу у его подножія. Въ первую минуту, увидѣвъ чудовище, я усумнился въ здравомъ состояніи моего разсудка, или, по крайней мѣрѣ, глазъ, и только спустя нѣсколько минутъ, убѣдился, что я не сумасшедшій и не брежу. Но
