И тотчасъ же явился прекрасный случай мнѣ на подмогу.
Блаватская заговорила о «Theosophist’ѣ» и упомянула имя Субба-Рао, какъ индуса, обладающаго весьма большой ученостью.
— И какое у него лицо умное, замѣчательное! Помните, я вамъ прислала группы теософовъ и подписала имена… Неужто вамъ не бросилось въ глаза его лицо?
— Не помню что-то.
— Да вотъ, постойте, вонъ тамъ, на столикѣ, откройте шкатулку и поищите… тамъ должна быть его карточка вмѣстѣ со мною, Дамодаромъ и Баваджи.
Я отперъ шкатулку, нашелъ портретъ и подалъ его ей вмѣстѣ съ пачкой хорошо мнѣ знакомыхъ китайскихъ конвертиковъ, въ которыхъ обыкновенно получались «избранниками» письма махатмъ Моріи и Кутъ-Хуми, появляющіяся «астральнымъ путемъ».
— Вотъ, Елена Петровна, — и я совѣтовалъ бы вамъ подальше прятать запасъ этихъ «хозяйскихъ» конвертиковъ. Вы такъ ужасно разсѣяны и неосторожны.
Легко себѣ представить, что̀ сдѣлалось съ нею. Взглянувъ на нее, я даже испугался — ея лицо совсѣмъ почернѣло. Она хотѣла сказать что-то и не могла, только вся безсильно дергалась въ своемъ громадномъ креслѣ.
— Да и вообще, пора же, наконецъ, кончить всю эту комедію, — продолжалъ я. — Давно я ужь гляжу на васъ и только удивляюсь. Вы, такая умная женщина, и относитесь ко мнѣ, какъ малый ребенокъ. Неужели вамъ, въ самомъ дѣлѣ, до сихъ поръ не ясно, что еще въ Парижѣ, послѣ «феномена съ портретомъ въ медальонѣ», я убѣдился въ поддѣльности вашихъ феноменовъ. Съ тѣхъ поръ эта увѣренность могла только возрасти, а не уничтожиться. Мнѣ всегда казалось, что я достаточно «не скрывалъ» отъ васъ мои взгляды. Я все ждалъ, что вы, наконецъ, сами прекратите смѣшную игру со мною и станете серьезны.
Елена Петровна вытаращила на меня глаза и всматривалась ими въ меня изо всей силы. Я уже достаточно подготовилъ ее къ
И тотчас же явился прекрасный случай мне на подмогу.
Блаватская заговорила о «Theosophist’е» и упомянула имя Субба-Рао как индуса, обладающего весьма большой ученостью.
— И какое у него лицо умное, замечательное! Помните, я вам прислала группы теософов и подписала имена… Неужто вам не бросилось в глаза его лицо?
— Не помню что-то.
— Да вот, постойте, вон там, на столике, откройте шкатулку и поищите… там должна быть его карточка вместе со мною, Дамодаром и Баваджи.
Я отпер шкатулку, нашел портрет и подал его ей вместе с пачкой хорошо мне знакомых китайских конвертиков, в которых обыкновенно получались «избранниками» письма махатм Мории и Кут-Хуми, появляющиеся «астральным путем».
— Вот, Елена Петровна, — и я советовал бы вам подальше прятать запас этих «хозяйских» конвертиков. Вы так ужасно рассеяны и неосторожны.
Легко себе представить, что сделалось с нею. Взглянув на нее, я даже испугался — ее лицо совсем почернело. Она хотела сказать что-то и не могла, только вся бессильно дергалась в своем громадном кресле.
— Да и вообще, пора же, наконец, кончить всю эту комедию, — продолжал я. — Давно я уж гляжу на вас и только удивляюсь. Вы, такая умная женщина, и относитесь ко мне, как малый ребенок. Неужели вам, в самом деле, до сих пор не ясно, что еще в Париже, после «феномена с портретом в медальоне», я убедился в поддельности ваших феноменов. С тех пор эта уверенность могла только возрасти, а не уничтожиться. Мне всегда казалось, что я достаточно «не скрывал» от вас мои взгляды. Я все ждал, что вы, наконец, сами прекратите смешную игру со мною и станете серьезны.
Елена Петровна вытаращила на меня глаза и всматривалась ими в меня изо всей силы. Я уже достаточно подготовил ее к
