нешь въ узенькую дверку, а голову просунешь, плечи застрянутъ!“
„Когда бы я могла вдвигаться и раздвигаться какъ подзорная труба—вотъ было бы хорошо! Тогда я бы, кажется, справилась.“
Видя, однако, что нѣтъ пользы стоять у дверки, Соня воротилась къ столику, не найдется ли на немъ другаго ключика. На этотъ разъ оказалось на столикѣ сткляночка съ ярлыкомъ. На ярлыкѣ крупными, четкими, печатными буквами была надпись: „Выпей меня!“ „Выпей меня“,—прочесть не мудрено; но взять, да такъ и выпить, не посмотрѣвъ, что пьешь,—нѣтъ не такъ глупа Соня!
„Посмотрю сперва, не написано ли наружное“ разсудила она.
Соня вспомнила, что когда на стклянкѣ написано наружное, то значитъ ядъ; и если выпить его слишкомъ много, то можетъ кончиться плохо.
нешь в узенькую дверку, а голову просунешь, плечи застрянут!»
«Когда бы я могла вдвигаться и раздвигаться, как подзорная труба, — вот было бы хорошо! Тогда я бы, кажется, справилась».
Видя, однако, что нет пользы стоять у дверки, Соня воротилась к столику, не найдется ли на нем другого ключика. На этот раз оказалось на столике скляночка с ярлыком. На ярлыке крупными, четкими, печатными буквами была надпись: «Выпей меня!» «Выпей меня» — прочесть не мудрено; но взять, да так и выпить, не посмотрев, что пьешь, — нет не так глупа Соня!
«Посмотрю сперва, не написано ли наружное», — рассудила она.
Соня вспомнила, что когда на склянке написано наружное, то значит яд; и если выпить его слишком много, то может кончиться плохо.
