ритъ бѣдная Соня, и такъ ей досадно, чуть не до слезъ. „И выходитъ, что я обернулась въ Машу—это такъ вѣрно, какъ нельзя вѣрнѣе!… Не хочу я быть Машей! Ни за что, ни за что!.. Господи, да что же это такое“! вдругъ разрыдалась Соня, „хоть бы кто-нибудь просунулъ сюда голову! Ужъ мнѣ такъ скучно сидѣть здѣсь одной!…“
Соня опустила голову и, нечаянно взглянувъ себѣ на руки, видитъ, что въ жару разговора съ собою, она и не замѣтила, что она словно таетъ. Соня вскочила, пошла къ столику помѣриться. И то,—ужь немного отъ нея осталось. „Хорошо сдѣлала, что выбралась изъ воды,“ думаетъ Соня, „а то бы, пожалуй и совсѣмъ растаяла!“ „Теперь въ садъ!“ закричала она и со всѣхъ ногъ бросилась къ двери. Часъ отъчасу не легче!—Дверь опять заперта, а золотой ключикъ опять лежитъ на стеклянномъ столикѣ.
рит бедная Соня, и так ей досадно, чуть не до слез. — И выходит, что я обернулась в Машу — это так верно, как нельзя вернее!.. Не хочу я быть Машей! Ни за что, ни за что!.. Господи, да что же это такое! — вдруг разрыдалась Соня, — хоть бы кто-нибудь просунул сюда голову! Уж мне так скучно сидеть здесь одной!..
Соня опустила голову и, нечаянно взглянув себе на руки, видит, что в жару разговора с собою, она и не заметила, что она словно тает. Соня вскочила, пошла к столику помериться. И то — уж немного от нее осталось. «Хорошо сделала, что выбралась из воды, — думает Соня, — а то бы, пожалуй, и совсем растаяла!»
— Теперь в сад! — закричала она и со всех ног бросилась к двери.
Час о́т часу не легче! — Дверь опять заперта, а золотой ключик опять лежит на стеклянном столике.
