B.Прот. А если бы кто предположилъ нѣкоторыя истинныя[1], Сократъ, правильно ли бы мыслилъ онъ?
Сокр. Такими представляютъ удовольствія, возбуждаемыя прекрасными цвѣтами, формами, весьма многими запахами, звуками и всѣмъ, въ чемъ лишеніе и не ощутимо, и не скорбно, а восполненіе и чувствуется, и бываетъ пріятно.
Прот. Какъ это такъ мы опять говоримъ, Сократъ?
Сокр. Да, конечно, не вдругъ яснымъ представится то, C. что̀ я говорю; надобно постараться объяснить. Подъ красотою формъ я пытаюсь теперь понимать не то, что̀ хотятъ понимать многіе, напримѣръ, красоту животныхъ или какой нибудь живописи. Моя рѣчь — о чемъ нибудь прямомъ и кругломъ, и въ числѣ подобныхъ предметовъ — о тѣхъ, которые дѣлаются при помощи циркулей: о плоскостяхъ и твердыхъ тѣлахъ, построяемыхъ по правиламъ и наугольникамъ, если ты понимаешь меня[2]. Это прекрасно,
- ↑ Философъ приступаетъ теперь къ изслѣдованію и описанію удовольствій чистыхъ, и дѣлитъ ихъ на два рода. Одни изъ нихъ относятся къ вещамъ, постигаемымъ чувствами; другія проявляются въ области искусствъ и наукъ. Первыя получаются отъ того, что почитается прекраснымъ. Но прекрасное у философа здѣсь не есть прекрасное въ себѣ, или абсолютное, — идея прекраснаго; потому что послѣднее созерцается не въ тѣлахъ и не имѣетъ ни цвѣтовъ, ни формъ, ни вида, какъ говорится объ этомъ въ Симпосіонѣ (p. 211 A. E) и Федрѣ (p. 247 C). Такъ какъ теперь идетъ рѣчь объ удовольствіи, то ищется такое прекрасное, которое, хотя бы и подлежало чувствамъ, однакожъ доставляло бы удовольствія чистыя. Источникомъ такихъ удовольствій служатъ прежде всего фигуры, цвѣта̀, тѣла̀, голоса̀, упражненія, какъ говорится объ этомъ и въ Горгіасѣ (p. 474 D. al.). Впрочемъ, всѣхъ этихъ вещей философъ не почитаетъ вполнѣ причинами чистаго удовольствія: такое значеніе приписывается имъ лишь въ отношеніи къ тому, что въ нихъ просто, постоянно, тожественно, слѣдовательно свободно отъ всякой измѣняемости, — что постигается силою ума и, постигнутое, созерцается имъ молча; ибо и добро есть то, что само въ себѣ тожественно, постоянно и истинно, какъ излагается это ниже (p. 64 E). И такъ, ощущеніе чистыхъ удовольствій почитается возможнымъ тогда, когда мы своимъ умомъ будемъ постигать первичныя, простыя и постоянныя формы фигуръ, цвѣтовъ, звуковъ, запаховъ, и чувствомъ удовольствія возбуждаться къ созерцанію ихъ, независимо отъ обыкновеннаго удовольствія тѣлеснаго.
- ↑ Изъ фигуръ Сократъ относитъ сюда прямое, напримѣръ, прямую линію и ἐυθύγραμμον σχῆμα, и круглое, также плоское и твердое. Эти формы казались Платону первичными и постоянными, которыя созерцающему уму должны были доставлять удовольствіе чистое. Τὸ εὐθύ, конечно, не могло
B.Прот. А если бы кто предположил некоторые истинные[1], Сократ, правильно ли бы мыслил он?
Сокр. Такими представляют удовольствия, возбуждаемые прекрасными цветами, формами, весьма многими запахами, звуками и всем, в чём лишение и не ощутимо, и не скорбно, а восполнение и чувствуется, и бывает приятно.
Прот. Как это так мы опять говорим, Сократ?
Сокр. Да, конечно, не вдруг ясным представится то, C. что̀ я говорю; надобно постараться объяснить. Под красотою форм я пытаюсь теперь понимать не то, что̀ хотят понимать многие, например, красоту животных или какой-нибудь живописи. Моя речь — о чём-нибудь прямом и круглом, и в числе подобных предметов — о тех, которые делаются при помощи циркулей: о плоскостях и твердых телах, построяемых по правилам и наугольникам, если ты понимаешь меня[2]. Это прекрасно,
——————
- ↑ Философ приступает теперь к исследованию и описанию удовольствий чистых, и делит их на два рода. Одни из них относятся к вещам, постигаемым чувствами; другие проявляются в области искусств и наук. Первые получаются от того, что почитается прекрасным. Но прекрасное у философа здесь не есть прекрасное в себе, или абсолютное, — идея прекрасного; потому что последнее созерцается не в телах и не имеет ни цветов, ни форм, ни вида, как говорится об этом в Симпосионе (p. 211 A. E) и Федре (p. 247 C). Так как теперь идет речь об удовольствии, то ищется такое прекрасное, которое, хотя бы и подлежало чувствам, однакож доставляло бы удовольствия чистые. Источником таких удовольствий служат прежде всего фигуры, цвета̀, тела̀, голоса̀, упражнения, как говорится об этом и в Горгиасе (p. 474 D. al.). Впрочем, всех этих вещей философ не почитает вполне причинами чистого удовольствия: такое значение приписывается им лишь в отношении к тому, что в них просто, постоянно, тожественно, следовательно свободно от всякой изменяемости, — что постигается силою ума и, постигнутое, созерцается им молча; ибо и добро есть то, что само в себе тожественно, постоянно и истинно, как излагается это ниже (p. 64 E). Итак, ощущение чистых удовольствий почитается возможным тогда, когда мы своим умом будем постигать первичные, простые и постоянные формы фигур, цветов, звуков, запахов, и чувством удовольствия возбуждаться к созерцанию их, независимо от обыкновенного удовольствия телесного.
- ↑ Из фигур Сократ относит сюда прямое, например, прямую линию и ἐυθύγραμμον σχῆμα, и круглое, также плоское и твердое. Эти формы казались Платону первичными и постоянными, которые созерцающему уму должны были доставлять удовольствие чистое. Τὸ εὐθύ, конечно, не могло
