одинъ родъ борьбы оставался у нихъ не испробованнымъ; а теперь и это такъ усовершено ими, что никто не въ состояніи противъ нихъ и заикнуться. Вотъ какъ сильными сдѣлались они въ устныхъ состязаніяхъ и въ опроверженіи всякой мысли, ложная ли она, или истинная! И такъ я думаю, B. Критонъ, ввѣрить себя этимъ мужамъ; потому что они обѣщаются въ короткое время сдѣлать и всякаго столь же сильнымъ.
Крит. Какъ, Сократъ! развѣ не пугаютъ тебя лѣта? Вѣдь ты уже старъ.
Сокр. Нисколько не пугаютъ, Критонъ. Я имѣю достаточную и утѣшительную причину не бояться ихъ. Сами Эвтидемъ и Діонисіодоръ, можно сказать, уже въ старости начали учиться этой мудрости, этому вожделѣнному для меня искуству состязаться. За годъ, или за два, они не были C. мудрецами. Одного только боюсь: не подать бы повода издѣваться надъ этими иностранцами, какъ надъ Конномъ Митровійскимъ, цитристомъ, который до нынѣ продолжаетъ учить меня на цитрѣ. Дѣти, сотоварищи мои въ его школѣ, смотря на насъ, и меня осмѣиваютъ, и Конна называютъ учителемъ стариковъ: какъ бы не подвергнуть и ихъ такому же поношенію. Да можетъ быть они и сами того же боятся, и не вдругъ соглашаются принять меня. Я уже подговорилъ, Критонъ, нѣкоторыхъ стариковъ ходить D. вмѣстѣ со мною на уроки Конна: другихъ подговорю посѣщать уроки Эвтидема и Діонисіодора. Да почему бы и тебѣ, Критонъ, не быть моимъ товарищемъ?[1] А для приманки, поведемъ дѣтей твоихъ: принимая ихъ, они, знаю, будутъ учить и насъ.
Крит. Не мѣшаетъ, если тебѣ угодно, Сократъ. Но пре-
- ↑ Почему бы и тебѣ не быть моимъ товарищемъ, καὶ σύ τί που συμφοἰτα, — выраженіе, очевидно поврежденное. По догадкѣ Аста, надобно бы читать: καὶ σὺ δήπου σουμφοιτᾷς; или лучше καὶ σὺ τί οὐ συμφοιτᾷς; посѣщай пожалуйста и ты. См. примѣч. къ Протагору p. 310 A.
один род борьбы оставался у них не испробованным; а теперь и это так усовершено ими, что никто не в состоянии против них и заикнуться. Вот как сильными сделались они в устных состязаниях и в опровержении всякой мысли, ложная ли она, или истинная! Итак я думаю, B. Критон, вверить себя этим мужам; потому что они обещаются в короткое время сделать и всякого столь же сильным.
Крит. Как, Сократ! разве не пугают тебя лета? Ведь ты уже стар.
Сокр. Нисколько не пугают, Критон. Я имею достаточную и утешительную причину не бояться их. Сами Эвтидем и Дионисиодор, можно сказать, уже в старости начали учиться этой мудрости, этому вожделенному для меня искусству состязаться. За год, или за два, они не были C. мудрецами. Одного только боюсь: не подать бы повода издеваться над этими иностранцами, как над Конном Митровийским, цитристом, который до ныне продолжает учить меня на цитре. Дети, сотоварищи мои в его школе, смотря на нас, и меня осмеивают, и Конна называют учителем стариков: как бы не подвергнуть и их такому же поношению. Да может быть они и сами того же боятся, и не вдруг соглашаются принять меня. Я уже подговорил, Критон, некоторых стариков ходить D. вместе со мною на уроки Конна: других подговорю посещать уроки Эвтидема и Дионисиодора. Да почему бы и тебе, Критон, не быть моим товарищем?[1] А для приманки, поведем детей твоих: принимая их, они, знаю, будут учить и нас.
Крит. Не мешает, если тебе угодно, Сократ. Но пре-
————————————
- ↑ Почему бы и тебе не быть моим товарищем, καὶ σύ τί που συμφοἰτα, — выражение, очевидно поврежденное. По догадке Аста, надобно бы читать: καὶ σὺ δήπου σουμφοιτᾷς; или лучше καὶ σὺ τί οὐ συμφοιτᾷς; посещай пожалуйста и ты. См. примеч. к Протагору p. 310 A.
