именно такую шутку: но не я сообщилъ имъ способность кружиться D. и не стоять на одномъ мѣстѣ, а ты представляешься мнѣ Дедаломъ; у меня-то оставалось бы это такъ.
Сокр. Видно же другъ мой, въ искуствѣ я настолько превосходнѣе того человѣка, что[1] онъ дѣлалъ движимыми только собственныя свои произведенія, а мнѣ, кромѣ собственныхъ, пришлось приводить въ движеніе и чужія. При томъ, — вотъ торжество искуства: я — мудрецъ нехотя; мое желаніе было E. установить рѣчь и сдѣлать ее твердою, чтобы къ мудрости Дедала присоединить особенно сокровища Танталовы[2]. Впрочемъ довольно объ этомъ. Такъ какъ ты, кажется мнѣ, безпеченъ; то я самъ, вмѣстѣ съ тобою, постараюсь показать, какимъ образомъ тебѣ надлежало бы учить меня, что называется святымъ. Не поскучай же, смотри: все святое не необходимо ли представляется тебѣ справедливымъ?
Эвт. Необходимо.
Сокр. А все справедливое — святымъ? — Или, можетъ быть, все святое справедливо, но не все справедливое свято? можетъ 12. быть, одно свято, а другое — другое?
Эвт. Я не могу слѣдовать за твоими мыслями, Сократъ.
Сокр. Однакожъ ты во сколько моложе меня, во столько же и мудрѣе. Тебѣ, какъ я сказалъ, мѣшаетъ одна безпечность, происходящая отъ богатства мудрости. Но сдѣлай усиліе, почтеннѣйшій. Да о моихъ словахъ и не трудно размыслить. Я говорю противное тому, что воспѣваетъ поэтъ[3]:
- ↑ Въ этой конструкціи ὥσω не можетъ быть переводимо словомъ насколько, потому что оно здѣсь не усиливаетъ мысли, а только показываетъ сравненіе и могло бы быть замѣнено союзомъ ὅτι, если бы не выражалось имъ сравниванія.
- ↑ Танталовы сокровища лежали безъ движенія. См. прим. p. 315. C. къ Протагору. Этою аллегоріею Сократъ выражаетъ ту мысль, что дедаловское движеніе рѣчи въ разговорѣ должно имѣть цѣлію неподвижную, никогда неизмѣняющуюся истину, всесовершенное сокровище, котораго человѣкъ ищетъ и не находитъ.
- ↑ Что воспѣваетъ поэтъ, ἢ ὁ ποιητὴς ἐποίησεν ὁ ποιήσας. Подъ словомъ ὁ ποιητὴς иногда разумѣется прямо Омиръ: но здѣсь Сократъ указываетъ на Стасина, котораго кипрскія стихотворенія вошли въ такую славу, что
именно такую шутку: но не я сообщил им способность кружиться D. и не стоять на одном месте, а ты представляешься мне Дедалом; у меня-то оставалось бы это так.
Сокр. Видно же друг мой, в искусстве я настолько превосходнее того человека, что[1] он делал движимыми только собственные свои произведения, а мне, кроме собственных, пришлось приводить в движение и чужие. При том, — вот торжество искусства: я — мудрец нехотя; мое желание было E. установить речь и сделать ее твердою, чтобы к мудрости Дедала присоединить особенно сокровища Танталовы[2]. Впрочем довольно об этом. Так как ты, кажется мне, беспечен; то я сам, вместе с тобою, постараюсь показать, каким образом тебе надлежало бы учить меня, что называется святым. Не поскучай же, смотри: всё святое не необходимо ли представляется тебе справедливым?
Эвт. Необходимо.
Сокр. А всё справедливое — святым? — Или, может быть, всё святое справедливо, но не всё справедливое свято? может 12. быть, одно свято, а другое — другое?
Эвт. Я не могу следовать за твоими мыслями, Сократ.
Сокр. Однакож ты во сколько моложе меня, во столько же и мудрее. Тебе, как я сказал, мешает одна беспечность, происходящая от богатства мудрости. Но сделай усилие, почтеннейший. Да о моих словах и не трудно размыслить. Я говорю противное тому, что воспевает поэт[3]:
————————————
- ↑ В этой конструкции ὥσω не может быть переводимо словом насколько, потому что оно здесь не усиливает мысли, а только показывает сравнение и могло бы быть заменено союзом ὅτι, если бы не выражалось им сравнивания.
- ↑ Танталовы сокровища лежали без движения. См. прим. p. 315. C. к Протагору. Этою аллегориею Сократ выражает ту мысль, что дедаловское движение речи в разговоре должно иметь целью неподвижную, никогда неизменяющуюся истину, всесовершенное сокровище, которого человек ищет и не находит.
- ↑ Что воспевает поэт, ἢ ὁ ποιητὴς ἐποίησεν ὁ ποιήσας. Под словом ὁ ποιητὴς иногда разумеется прямо Омир: но здесь Сократ указывает на Стасина, которого кипрские стихотворения вошли в такую славу, что
