мнѣнія. Да, Сократъ, разсуждая о твоихъ словахъ и самъ съ собою, и вмѣстѣ съ Кевисомъ, я нахожу ихъ не очень E. удовлетворительными. — Можетъ быть, и справедливо, другъ мой, молвилъ Сократъ. Но скажи мнѣ, почему они неудовлетворительны? — Потому, продолжалъ онъ, что это самое основаніе можно приложить и къ гармоніи, и къ лирѣ, и къ струнамъ, что то-есть гармонія отъ настроенной лиры есть нѣчто невидимое и безтѣлесное, нѣчто прекрасное и божественное, а самая лира и струны суть тѣла, предметы 86. тѣловидные, сложные, земляные и сродные смерти. Итакъ, что еслибы кто разбилъ лиру или перерѣзалъ, либо изорвалъ струны, а другой сталъ бы доказывать, какъ ты, что та гармонія не уничтожилась, но непремѣнно существуетъ? Вѣдь никакъ невозможно, чтобы лира съ изорванными струнами и смертовидныя струны еще существовали, а гармонія, однородная съ божественнымъ и подобная безсмертному, B. погибла прежде смертнаго? Что еслибы кто сказалъ, что гармонія должна продолжать свое бытіе, что прежде должны сгнить дерево и струны, нежели испытаетъ что-нибудь гармонія? Ты, Сократъ, думаю, и самъ знаешь, какъ мы большею частію разумѣемъ душу. Тѣло наше какъ будто натянуто и держится теплотою и холодомъ, сухостію и влажностію, и такъ далѣе; а душа наша есть C. смѣшеніе и гармонія этихъ началъ, зависящая отъ хорошаго и мѣрнаго соединенія ихъ между собою. Если же душа есть гармонія, то явно, что съ непомѣрнымъ ослабленіемъ нашего тѣла, или съ его напряженіемъ отъ болѣзней и прочихъ золъ, она, не смотря на свою божественность, должна тотчасъ уничтожиться, подобно тому, какъ уничтожаются и другія гармоніи, напримѣръ, въ звукахъ и во всѣхъ произ-
жественное» — и потому самъ убѣждалъ слушателей одно дѣлать, другаго не дѣлать — не иначе, какъ по внушенію божественнаго (Xenoph. memor. 1, 14.). Но этотъ голосъ божественнаго внушенія, по ученію Сократа, яснѣе постигаетъ тотъ, кто философствуетъ, то-есть, опирается на твердѣйшее человѣческое слово.
мнения. Да, Сократ, рассуждая о твоих словах и сам с собою, и вместе с Кевисом, я нахожу их не очень E. удовлетворительными. — Может быть, и справедливо, друг мой, молвил Сократ. Но скажи мне, почему они неудовлетворительны? — Потому, продолжал он, что это самое основание можно приложить и к гармонии, и к лире, и к струнам, что то есть гармония от настроенной лиры есть нечто невидимое и бестелесное, нечто прекрасное и божественное, а самая лира и струны суть тела, предметы 86. теловидные, сложные, земляные и сродные смерти. Итак, что если бы кто разбил лиру или перерезал, либо изорвал струны, а другой стал бы доказывать, как ты, что та гармония не уничтожилась, но непременно существует? Ведь никак невозможно, чтобы лира с изорванными струнами и смертовидные струны еще существовали, а гармония, однородная с божественным и подобная бессмертному, B. погибла прежде смертного? Что если бы кто сказал, что гармония должна продолжать свое бытие, что прежде должны сгнить дерево и струны, нежели испытает что-нибудь гармония? Ты, Сократ, думаю, и сам знаешь, как мы большею частью разумеем душу. Тело наше как будто натянуто и держится теплотою и холодом, сухостию и влажностью, и так далее; а душа наша есть C. смешение и гармония этих начал, зависящая от хорошего и мерного соединения их между собою. Если же душа есть гармония, то явно, что с непомерным ослаблением нашего тела, или с его напряжением от болезней и прочих зол, она, не смотря на свою божественность, должна тотчас уничтожиться, подобно тому, как уничтожаются и другие гармонии, например, в звуках и во всех произ-
————————————
жественное» — и потому сам убеждал слушателей одно делать, другого не делать — не иначе, как по внушению божественного (Xenoph. memor. 1, 14.). Но этот голос божественного внушения, по учению Сократа, яснее постигает тот, кто философствует, то есть, опирается на твердейшее человеческое слово.
