принесли къ нему дѣтей, — у него было два маленькихъ сына, да одинъ большой, — и пришли домашнія женщины[1]. Поговоривъ съ ними въ присутствіи Критона и давъ имъ наставленіе, какое хотѣлъ, онъ приказалъ удалиться и женщинамъ, и дѣтямъ, а самъ вошелъ къ намъ. Между тѣмъ приближалось захожденіе солнца; ибо онъ долго оставался во внутренней комнатѣ. Вошедши, онъ сѣлъ омытый, и тутъ уже разговаривалъ немного. Потомъ пришелъ приставъ одиннадцати судей и, ставъ предъ нимъ, C. сказалъ: Сократъ! на тебя конечно я не буду жаловаться, какъ жалуюсь на другихъ, которые бранятъ меня и проклинаютъ, когда я, по приказанію судей, объявляю пмъ, что надобно выпить ядъ. Въ продолженіе этого времени я и вообще узналъ тебя, какъ человѣка благороднѣйшаго, кротчайшаго и добрѣйшаго изъ всѣхъ, какіе когда-нибудь сюда приходили, а теперь еще яснѣе вижу, что ты будешь досадовать не на меня, — ибо знаешь виноватыхъ, — а на нихъ. Итакъ ты конечно догадываешься, съ какою вѣстію я пришелъ къ тебѣ: будь счастливъ и постарайся D. подвергнуться необходимости. При этихъ словахъ онъ заплакалъ и, повернувшись, ушелъ. А Сократъ, взглянувъ на него, сказалъ: будь счастливъ и ты, и мы тоже будемъ. Потомъ, обратившись, примолвилъ: какой обходительный человѣкъ! онъ во все это время прихаживалъ ко мнѣ и иногда разговаривалъ; человѣкъ очень добрый! вотъ и теперь искренно оплакиваетъ меня. Ну-ка послушаемся его, Критонъ: пусть кто-нибудь принесетъ ядъ, если онъ стертъ; а если нѣтъ, то пусть сотрутъ[2]. — Но я думаю, Сократъ, сказалъ Критонъ, что E. на вершинахъ горъ солнце еще свѣтитъ, не закатилось.
- ↑ Нѣкоторые критики, основываясь на этомъ мѣстѣ, не въ шутку доказывали, что у Сократа было двѣ жены: Ксантиппа и Миртона. Они подтверждали свое мнѣніе значеніемъ слова γυνή, будто бы, то-есть, оно означаетъ не женщину, а жену: — явная ложь. Притомъ здѣсь упоминаются не αὐτοῦ γυναῖκες, а οἰκεῖαι γυναῖκες, то-есть домашнія женщины.
- ↑ Ядъ добываемъ былъ изъ сѣмянъ цикуты, которыя для этого растирались и давали убійственный сокъ.
принесли к нему детей, — у него было два маленьких сына, да один большой, — и пришли домашние женщины[1]. Поговорив с ними в присутствии Критона и дав им наставление, какое хотел, он приказал удалиться и женщинам, и детям, а сам вошел к нам. Между тем приближалось захождение солнца; ибо он долго оставался во внутренней комнате. Вошедши, он сел омытый, и тут уже разговаривал немного. Потом пришел пристав одиннадцати судей и, став пред ним, C. сказал: Сократ! на тебя конечно я не буду жаловаться, как жалуюсь на других, которые бранят меня и проклинают, когда я, по приказанию судей, объявляю пм, что надобно выпить яд. В продолжении этого времени я и вообще узнал тебя, как человека благороднейшего, кротчайшего и добрейшего из всех, какие когда-нибудь сюда приходили, а теперь еще яснее вижу, что ты будешь досадовать не на меня, — ибо знаешь виноватых, — а на них. Итак ты конечно догадываешься, с какою вестию я пришел к тебе: будь счастлив и постарайся D. подвергнуться необходимости. При этих словах он заплакал и, повернувшись, ушел. А Сократ, взглянув на него, сказал: будь счастлив и ты, и мы тоже будем. Потом, обратившись, примолвил: какой обходительный человек! он во всё это время прихаживал ко мне и иногда разговаривал; человек очень добрый! вот и теперь искренно оплакивает меня. Ну-ка послушаемся его, Критон: пусть кто-нибудь принесет яд, если он стерт; а если нет, то пусть сотрут[2]. — Но я думаю, Сократ, сказал Критон, что E. на вершинах гор солнце еще светит, не закатилось.
————————————
- ↑ Некоторые критики, основываясь на этом месте, не в шутку доказывали, что у Сократа было две жены: Ксантиппа и Миртона. Они подтверждали свое мнение значением слова γυνή, будто бы, то есть, оно означает не женщину, а жену: — явная ложь. Притом здесь упоминаются не αὐτοῦ γυναῖκες, а οἰκεῖαι γυναῖκες, то есть домашние женщины.
- ↑ Яд добываем был из семян цикуты, которые для этого растирались и давали убийственный сок.
