руживаются, когда онъ начинаетъ сравнивать себя съ тогдашними правителями народа. Но должно замѣтить, что и по свидѣтельству исторіи[1], Алкивіадъ имѣлъ душу чрезвычайно измѣнчивую и непостоянную. Первая, высказанная Сократомъ мысль, что Богъ доселѣ не позволялъ ему бесѣдовать съ Алкивіадомъ, кажется, потому, что прежде бесѣда ихъ могла быть напрасна, а теперь Онъ велитъ, — эта первая мысль, имѣющая характеръ истинно сократическій, естественно могла расположить сына Клиніасова ко вниманію. Когда же потомъ Сократъ сказалъ, что безъ его помощи Алкивіаду невозможно достигнуть политической своей цѣли, молодой и горячій мечтатель о лаврахъ народнаго вождя долженъ былъ совершенно увлечься словами своего учителя и спокойно выслушивать даже его обличенія. Впрочемъ, это отнюдь не удостовѣряетъ Сократа въ томъ, что онъ устоитъ въ своей рѣшимости, что народъ не сумѣетъ овладѣть гибкою и воспріимчивою его душею. Итакъ характеръ Алкивіада обрисовывается здѣсь чертами, дѣйствительно ему принадлежащими. Не менѣе вѣренъ себѣ въ «Алкивіадѣ» и Сократъ. Критики находятъ, что онъ въ самомъ началѣ разговора не выдерживаетъ той скромности, которою въ другихъ діалогахъ такъ искусно прикрываетъ свое знаніе, и слишкомъ самоувѣренно говоритъ, что Алкивіадъ безъ его помощи не сдѣлаетъ ничего хорошаго. Но должно замѣтить, что сынъ Софрониска въ этомъ мѣстѣ ограждается авторитетомъ воли Божіей, подобно тому, какъ въ Федрѣ, ссылаясь на божественное воодушевленіе, произноситъ рѣчь въ похвалу Эроса и обличаетъ Лизіаса въ его грѣхѣ противъ бога любви[2]. Притомъ помощь, которую онъ намѣревается предложить Алкивіаду, должна была направляться только къ тому, чтобы пробудить въ немъ со-
- ↑ Corn. Nep. Alc. Cap. 1 et 2. Xenoph. memor. 1, 2, 18. Οἶδα δὲ κἀκείνω (Critiam et Alcibiadem) σοφρονοῦντε, ἔστε Σωκράτει συνήστην, οὐ φοβουμένω, μὴ ζιημιοῖντο ἢ παίοιντο ὑπὸ Σωκράτους; άλλ᾽ οἰομένω τότε κράτιστον εἶναι οὔτω πράττειν. Снес. прекрасное мѣсто Symp. p. 216.
- ↑ Phaedr. 241 E. 244 A.
руживаются, когда он начинает сравнивать себя с тогдашними правителями народа. Но должно заметить, что и по свидетельству истории[1], Алкивиад имел душу чрезвычайно изменчивую и непостоянную. Первая, высказанная Сократом мысль, что Бог доселе не позволял ему беседовать с Алкивиадом, кажется, потому, что прежде беседа их могла быть напрасна, а теперь Он велит, — эта первая мысль, имеющая характер истинно сократический, естественно могла расположить сына Клиниасова к вниманию. Когда же потом Сократ сказал, что без его помощи Алкивиаду невозможно достигнуть политической своей цели, молодой и горячий мечтатель о лаврах народного вождя должен был совершенно увлечься словами своего учителя и спокойно выслушивать даже его обличения. Впрочем, это отнюдь не удостоверяет Сократа в том, что он устоит в своей решимости, что народ не сумеет овладеть гибкою и восприимчивою его душею. Итак характер Алкивиада обрисовывается здесь чертами, действительно ему принадлежащими. Не менее верен себе в «Алкивиаде» и Сократ. Критики находят, что он в самом начале разговора не выдерживает той скромности, которою в других диалогах так искусно прикрывает свое знание, и слишком самоуверенно говорит, что Алкивиад без его помощи не сделает ничего хорошего. Но должно заметить, что сын Софрониска в этом месте ограждается авторитетом воли Божией, подобно тому, как в Федре, ссылаясь на божественное воодушевление, произносит речь в похвалу Эроса и обличает Лизиаса в его грехе против бога любви[2]. Притом помощь, которую он намеревается предложить Алкивиаду, должна была направляться только к тому, чтобы пробудить в нём со-
————————————
