Кевисъ, что душа его, приготовившаяся подобнымъ образомъ, по отрѣшеніи отъ тѣла, расторгнется, развѣется вѣтромъ, исчезнетъ и не будетъ продолжать нигдѣ никакого существованія?
C.Послѣ этихъ разсужденій Сократа настало долговременное молчаніе. И самъ онъ, какъ было замѣтно, и многіе изъ насъ размышляли о сказанномъ. Между тѣмъ Кевисъ и Симміасъ о чемъ-то немного между собою поговорили, и Сократъ, взглянувъ на нихъ, спросилъ: Что? какъ вамъ кажутся наши разсужденія? видно неудовлетворительны? Въ нихъ и въ самомъ дѣлѣ нашлось бы еще много сомнительнаго и подверженнаго возраженіямъ, когда бы кто-нибудь вздумалъ разсмотрѣть ихъ надлежащимъ образомъ. Итакъ, если вы разсуждаете о чемъ другомъ — не говорю ни слова; а когда D. имѣете недоумѣнія, относящіяся къ нашему предмету, — не полѣнитесь и сами высказать и разобрать ихъ, какъ можете сдѣлать это лучше, и меня примите въ свою бесѣду, какъ скоро со мною надѣетесь бо́льшихъ успѣховъ. — Да, Сократъ, скажу тебѣ правду, отвѣчалъ Симміасъ. Оба мы волнуемся недоумѣніями, и давно уже побуждаемъ и заставляемъ другъ друга спросить тебя, чтобъ узнать твой отвѣтъ; но удерживаемся, боясь наскучить и въ настоящія минуты сдѣлать тебѣ неудовольствіе. — Услышавъ это, Сократъ слегка улыбнулся E. и сказалъ: Ахъ, Симміасъ! другихъ людей, конечно трудно было бы мнѣ убѣдить, что нынѣшняго случая я не почитаю бѣдственнымъ; но мои убѣжденія слабы даже и для васъ: вы боитесь, что теперь я брюзгливѣе, чѣмъ въ прежней своей жизни. Въ дѣлѣ предсказанія для васъ я, кажется, 85. хуже лебедей, которые поютъ во всю жизнь, а почувствовавъ приближеніе смерти, поютъ долѣе и чаще — на радости, что отходятъ къ богу, которому служатъ. Боясь смерти за себя, люди лгутъ и на лебедей, когда утверждаютъ, что ихъ пѣніе есть выраженіе предсмертной скорби, — лгутъ, не разсудивъ, что ни одна птица не поетъ, когда алчетъ, зябнетъ, или стѣсняется иною скорбію. Да и
Кевис, что душа его, приготовившаяся подобным образом, по отрешении от тела, расторгнется, развеется ветром, исчезнет и не будет продолжать нигде никакого существования?
C.После этих рассуждений Сократа настало долговременное молчание. И сам он, как было заметно, и многие из нас размышляли о сказанном. Между тем Кевис и Симмиас о чём-то немного между собою поговорили, и Сократ, взглянув на них, спросил: Что? как вам кажутся наши рассуждения? видно неудовлетворительны? В них и в самом деле нашлось бы еще много сомнительного и подверженного возражениям, когда бы кто-нибудь вздумал рассмотреть их надлежащим образом. Итак, если вы рассуждаете о чём другом — не говорю ни слова; а когда D. имеете недоумения, относящиеся к нашему предмету, — не поленитесь и сами высказать и разобрать их, как можете сделать это лучше, и меня примите в свою беседу, как скоро со мною надеетесь бо́льших успехов. — Да, Сократ, скажу тебе правду, отвечал Симмиас. Оба мы волнуемся недоумениями, и давно уже побуждаем и заставляем друг друга спросить тебя, чтоб узнать твой ответ; но удерживаемся, боясь наскучить и в настоящие минуты сделать тебе неудовольствие. — Услышав это, Сократ слегка улыбнулся E. и сказал: Ах, Симмиас! других людей, конечно трудно было бы мне убедить, что нынешнего случая я не почитаю бедственным; но мои убеждения слабы даже и для вас: вы боитесь, что теперь я брюзгливее, чем в прежней своей жизни. В деле предсказания для вас я, кажется, 85. хуже лебедей, которые поют во всю жизнь, а почувствовав приближение смерти, поют долее и чаще — на радости, что отходят к богу, которому служат. Боясь смерти за себя, люди лгут и на лебедей, когда утверждают, что их пение есть выражение предсмертной скорби, — лгут, не рассудив, что ни одна птица не поет, когда алчет, зябнет, или стесняется иною скорбию. Да и
