я; теперь могу открыть тебѣ и то, чего прежде не могъ, а именно, — что поэтическіе и баснословные разсказы составляются иногда всецѣло чрезъ подражаніе, каковы, какъ C. ты говоришь, трагедія и комедія, иногда чрезъ повѣствованіе самого поэта, что особенно найдешь въ диѳирамвахъ, а иногда — тѣмъ и другимъ способомъ, какъ это бываетъ въ поэмахъ и во многихъ иныхъ сочиненіяхъ, если ты понимаешь меня. — Да, понимаю, что̀ тогда хотѣлъ ты сказать, примолвилъ онъ. — Вспомни же, что̀ мы говорили предъ этимъ-то: такъ вотъ явно, сказали мы тогда, какіе должны быть у насъ предметы рѣчей; теперь слѣдуетъ разсмотрѣть, какъ объ этихъ предметахъ надобно бесѣдовать. — Да, помню. — Знай же, что цѣлію моихъ словъ D. было именно это: намъ нужно условиться, — позволять ли у насъ поэтамъ составлять повѣсти чрезъ подражаніе, или частію чрезъ подражаніе, частію нѣтъ, и каковъ долженъ быть тотъ и другой способъ; или подражанія вовсе не позволять. — Я догадываюсь, замѣтилъ онъ: ты изслѣдываешь, принять ли въ наше общество трагедію и комедію, или не принимать. — Можетъ быть, еще и болѣе этого, сказалъ я: самъ не знаю: куда слово, какъ духъ, поведетъ насъ, туда и пойдемъ. — Да и хорошо-таки, примолвилъ онъ. — E. Сообрази-ка, Адимантъ, вотъ что: стражи должны ли быть у насъ подражателями, или не должны? Впрочемъ и изъ прежняго слѣдуетъ, что всякій можетъ хорошо исполнять одну должность, а не многія; если же и беретъ на себя это, то, хватаясь за многое, ни въ чемъ не успѣетъ столько, чтобы заслужить одобреніе. — Какъ не слѣдуетъ? — Но не то же ли и о подражаніи? то-есть, въ состояніи ли кто-нибудь хорошо подражать многому, какъ одному? — 395. Конечно нѣтъ. — Стало-быть, приступая къ достойнымъ вниманія дѣламъ, едва ли кто исполнитъ въ нихъ все, и подражая многому, едва ли сдѣлается подражателемъ, когда одни и тѣ же люди не въ состояніи хорошо подражать даже двумъ вмѣстѣ, повидимому, близкимъ родамъ подражанія,
я; теперь могу открыть тебе и то, чего прежде не мог, а именно, — что поэтические и баснословные рассказы составляются иногда всецело чрез подражание, каковы, как C. ты говоришь, трагедия и комедия, иногда чрез повествование самого поэта, что особенно найдешь в дифирамвах, а иногда — тем и другим способом, как это бывает в поэмах и во многих иных сочинениях, если ты понимаешь меня. — Да, понимаю, что̀ тогда хотел ты сказать, примолвил он. — Вспомни же, что̀ мы говорили пред этим-то: так вот явно, сказали мы тогда, какие должны быть у нас предметы речей; теперь следует рассмотреть, как об этих предметах надобно беседовать. — Да, помню. — Знай же, что целью моих слов D. было именно это: нам нужно условиться, — позволять ли у нас поэтам составлять повести чрез подражание, или частью чрез подражание, частью нет, и каков должен быть тот и другой способ; или подражания вовсе не позволять. — Я догадываюсь, заметил он: ты исследываешь, принять ли в наше общество трагедию и комедию, или не принимать. — Может быть, еще и более этого, сказал я: сам не знаю: куда слово, как дух, поведет нас, туда и пойдем. — Да и хорошо-таки, примолвил он. — E. Сообрази-ка, Адимант, вот что: стражи должны ли быть у нас подражателями, или не должны? Впрочем и из прежнего следует, что всякий может хорошо исполнять одну должность, а не многие; если же и берет на себя это, то, хватаясь за многое, ни в чём не успеет столько, чтобы заслужить одобрение. — Как не следует? — Но не то же ли и о подражании? то есть, в состоянии ли кто-нибудь хорошо подражать многому, как одному? — 395. Конечно нет. — Стало быть, приступая к достойным внимания делам, едва ли кто исполнит в них всё, и подражая многому, едва ли сделается подражателем, когда одни и те же люди не в состоянии хорошо подражать даже двум вместе, по-видимому, близким родам подражания,
