такъ какъ онъ слитъ съ постояннымъ. Этихъ-то законъ намъ 184. велитъ хорошенько испытывать и однимъ оказывать ласки, а другихъ убѣгать, за одними слѣдовать, а отъ другихъ удаляться. Онъ установилъ даже пробы и мѣры, чтобы узнать, къ которымъ относится любитель и къ которымъ любимецъ. По этой-то причинѣ, во-первыхъ, постыднымъ признается дѣломъ уловляться скоро, чтобы было время, которымъ многое испытывается, повидимому, хорошо; потомъ, постыднымъ также дѣломъ признано уловляться деньгами и политическимъ B. могуществомъ, хотя бы уступка и недостатокъ упорства происходили отъ притѣсненій, или, хотя бы не было отказа — въ видахъ получить деньги и вступить въ общественныя должности. Вѣдь все подобное кажется и нетвердо, и непостоянно, — кромѣ того, что отсюда дружба благородная не происходитъ. Итакъ, нашему закону остается одинъ путь, которымъ мальчикъ можетъ любителю оказывать ласки хорошо. По силѣ нашего закона, какъ любители могутъ, не опасаясь ни C. порицанія, ни упрека въ ласкательствѣ, рабствовать своимъ любимцамъ всѣми родами рабства: такъ и для любимцевъ не предосудительнымъ остается тотъ единственный видъ произвольнаго рабства, которымъ имѣется въ виду добродѣтель; ибо у насъ постановлено, что кто желаетъ служить кому-нибудь, въ надеждѣ сдѣлаться чрезъ него лучшимъ — либо въ какой-нибудь мудрости, либо въ иномъ видѣ добродѣтели, для того произвольное рабство не считается ни постыднымъ, ни ласкательнымъ. Оба эти закона о любви и къ мальчикамъ, и къ D. философіи, и ко всякой другой добродѣтели, надобно соединить въ одинъ, если хотятъ согласиться, что ласки мальчиковъ любителю — дѣло хорошее. Вѣдь когда любитель и любимецъ, — тотъ и другой водясь закономъ, соглашаются въ томъ, чтобы первый за ласки мальчика платилъ ему, чѣмъ велитъ платить справедливость, а послѣдній, слѣдуя также справедливости, помогалъ ему сдѣлать себя мудрымъ и добрымъ, — чтобы тотъ содѣйствовалъ къ развитію его разумности и другой добродѣтели, а этотъ чувствовалъ нужду въ полученіи E.
так как он слит с постоянным. Этих-то закон нам 184. велит хорошенько испытывать и одним оказывать ласки, а других убегать, за одними следовать, а от других удаляться. Он установил даже пробы и меры, чтобы узнать, к которым относится любитель и к которым любимец. По этой-то причине, во-первых, постыдным признается делом уловляться скоро, чтобы было время, которым многое испытывается, по-видимому, хорошо; потом, постыдным также делом признано уловляться деньгами и политическим B. могуществом, хотя бы уступка и недостаток упорства происходили от притеснений, или, хотя бы не было отказа — в видах получить деньги и вступить в общественные должности. Ведь всё подобное кажется и нетвердо, и непостоянно, — кроме того, что отсюда дружба благородная не происходит. Итак, нашему закону остается один путь, которым мальчик может любителю оказывать ласки хорошо. По силе нашего закона, как любители могут, не опасаясь ни C. порицания, ни упрека в ласкательстве, рабствовать своим любимцам всеми родами рабства: так и для любимцев не предосудительным остается тот единственный вид произвольного рабства, которым имеется в виду добродетель; ибо у нас постановлено, что кто желает служить кому-нибудь, в надежде сделаться чрез него лучшим — либо в какой-нибудь мудрости, либо в ином виде добродетели, для того произвольное рабство не считается ни постыдным, ни ласкательным. Оба эти закона о любви и к мальчикам, и к D. философии, и ко всякой другой добродетели, надобно соединить в один, если хотят согласиться, что ласки мальчиков любителю — дело хорошее. Ведь когда любитель и любимец, — тот и другой водясь законом, соглашаются в том, чтобы первый за ласки мальчика платил ему, чем велит платить справедливость, а последний, следуя также справедливости, помогал ему сделать себя мудрым и добрым, — чтобы тот содействовал к развитию его разумности и другой добродетели, а этот чувствовал нужду в получении E.
