ства; ибо съ тѣмъ, чего нѣтъ, ничто не соединяется и не приходитъ въ сродство; поэтому между однимъ и прочимъ нѣтъ ничего общаго. Слѣдовательно, по совершенномъ уничтоженіи идеи, нельзя даже образовать и понятія о тѣлесныхъ вещахъ, или составить о нихъ какое либо мнѣніе. Стало быть, въ этомъ случаѣ невозможно и мнить — ни о томъ, чего нѣтъ, т. е., о совершенно отринутой идеѣ, ни о томъ, что̀ называется прочимъ или инымъ. Посему, какъ скоро отвергнуто одно, — прочее не только не есть одно и многое, но и не кажется этимъ. Такими умозаключеніями уничтоживъ всякое различіе между тѣлесными вещами, — такъ какъ показалъ, что безъ идеи нельзя ни замѣчать его, ни чувствовать, — Парменидъ естественно уже лишаетъ свое прочее подобія и неподобія, равенства и различія, соединенія и отдѣленія, и всѣхъ тѣхъ свойствъ, которыя прежде ему приписывались. Что же, наконецъ, надобно сказать о прочемъ, если оно остается безъ этихъ и другихъ предикатовъ? Явно, что это — идеальное одно, но не имѣющее сущности, которая одна исключительно есть источникъ формъ, частей, отношеній и общенія. Матерія же тѣлъ, хотя бы мы и приписали ей сущность, остается тѣмъ не менѣе грубою, неустроенною и безконечною; такъ что намъ никакъ нельзя ни уразумѣть ее, ни познать, ни ощутить (p. 165 E — 166 C).
Чтобы содержаніе второй части Парменидова разсужденія представлять нагляднѣе и видѣть, въ какомъ порядкѣ слѣдуютъ его отдѣлы, мы находимъ небезполезнымъ показать это въ слѣдующей таблицѣ.
| «Одно» отрицательно ограниченное или конечное. | Τὸ ἓν, если бытіе его отрицается относительно, есть все, и потому содержитъ въ себѣ сущность вмѣстѣ съ несущностію; стало быть, можетъ быть понимаемо, познаваемо, чувствуемо (p. 160 D — 163 B). | |
| «Одно» отрицательное — безконечное. | Τὸ ἓν, если бытіе его отрицается абсолютно, не есть ничто, а потому и не понимается, и не познается, и не постигается, чувствомъ (p. 163 C — 164 B). |
ства; ибо с тем, чего нет, ничто не соединяется и не приходит в сродство; поэтому между одним и прочим нет ничего общего. Следовательно, по совершенном уничтожении идеи, нельзя даже образовать и понятия о телесных вещах, или составить о них какое-либо мнение. Стало быть, в этом случае невозможно и мнить — ни о том, чего нет, т. е., о совершенно отринутой идее, ни о том, что̀ называется прочим или иным. Посему, как скоро отвергнуто одно, — прочее не только не есть одно и многое, но и не кажется этим. Такими умозаключениями уничтожив всякое различие между телесными вещами, — так как показал, что без идеи нельзя ни замечать его, ни чувствовать, — Парменид естественно уже лишает свое прочее подобия и неподобия, равенства и различия, соединения и отделения, и всех тех свойств, которые прежде ему приписывались. Что же, наконец, надобно сказать о прочем, если оно остается без этих и других предикатов? Явно, что это — идеальное одно, но не имеющее сущности, которая одна исключительно есть источник форм, частей, отношений и общения. Материя же тел, хотя бы мы и приписали ей сущность, остается тем не менее грубою, неустроенною и бесконечною; так что нам никак нельзя ни уразуметь ее, ни познать, ни ощутить (p. 165 E — 166 C).
Чтобы содержание второй части Парменидова рассуждения представлять нагляднее и видеть, в каком порядке следуют его отделы, мы находим небесполезным показать это в следующей таблице.
| «Одно» отрицательно ограниченное или конечное. | Τὸ ἓν, если бытие его отрицается относительно, есть всё, и потому содержит в себе сущность вместе с несущностью; стало быть, может быть понимаемо, познаваемо, чувствуемо (p. 160 D — 163 B). | |
| «Одно» отрицательное — бесконечное. | Τὸ ἓν, если бытие его отрицается абсолютно, не есть ничто, а потому и не понимается, и не познается, и не постигается, чувством (p. 163 C — 164 B). |
