а довольствуемся относительно предметовъ неяснымъ и обманчивымъ рисункомъ. Но когда берутся изображать наши тѣла, — мы, по всегдашней нашей внимательности къ нимъ, быстро усматривая недостатки, становимся строгими судьями въ отношеніи къ тому, кто схватитъ не всѣ черты, условливающія подобіе портрета. То же бываетъ, надобно думать, и съ рѣчами: когда говорится о небесномъ и божественномъ, — будь тутъ хоть немного сходства, мы довольны; а смертное и человѣческое разбираемъ до мелочей. Такъ если, говоря теперь безъ приготовленія, мы не въ E. состояніи будемъ передать все какъ слѣдуетъ, — должно насъ извинить; ибо надо принять въ расчетъ, что изображать смертное, руководствуясь мнѣніемъ, не легко, а трудно. Желая напомнить вамъ объ этомъ и прося снисхожденія не 108. меньшаго, а еще бо̀льшаго, къ тому, о чемъ будетъ рѣчь, я вотъ и высказалъ все такое, Сократъ. Если кажется вамъ, что прошу этого дара справедливо, вы сами охотно предоставите мнѣ его.
Сокр. Почему не предоставить, Критіасъ! Да то же самое надо намъ будетъ предоставить и третьему — Ермократу. Вѣдь явно, что немного послѣ, когда придется ему говорить, и онъ будетъ просить о томъ же, подобно вамъ. Такъ чтобы могъ B. онъ выбрать другое начало, и не былъ вынужденъ повторять то же самое, пусть и онъ говоритъ такъ, будто ужъ заручился заранѣе (нашимъ) снисхожденіемъ. Впрочемъ я предупреждаю тебя, любезный Критіасъ, на счетъ настроенія твоего театра[1]: предыдущій поэтъ успѣлъ снискать въ немъ необычайную славу; такъ что ты встрѣтишь надобность въ
- ↑ Театра, — то есть, слушателей. Эта метонимія часто употребляема была позднѣйшими софистами (Wittenbach. Biblioth. Crit. IX, p. 37). Въ данномъ случаѣ она употреблена очень кстати, ибо можно думать, что Критіасъ былъ отчасти и сценическій поэтъ. Этому второму поэту предшествовалъ поэтъ первый, то есть, Тимей, которому придается такой эпитетъ потому, что объ универсѣ онъ разсуждалъ тоже μυθικῶς, имѣя въ виду не столько истину, сколько правдоподобіе.
а довольствуемся относительно предметов неясным и обманчивым рисунком. Но когда берутся изображать наши тела, — мы, по всегдашней нашей внимательности к ним, быстро усматривая недостатки, становимся строгими судьями в отношении к тому, кто схватит не все черты, условливающие подобие портрета. То же бывает, надобно думать, и с речами: когда говорится о небесном и божественном, — будь тут хоть немного сходства, мы довольны; а смертное и человеческое разбираем до мелочей. Так если, говоря теперь без приготовления, мы не в E. состоянии будем передать всё как следует, — должно нас извинить; ибо надо принять в расчет, что изображать смертное, руководствуясь мнением, не легко, а трудно. Желая напомнить вам об этом и прося снисхождения не 108. меньшего, а еще бо̀льшего, к тому, о чём будет речь, я вот и высказал всё такое, Сократ. Если кажется вам, что прошу этого дара справедливо, вы сами охотно предоставите мне его.
Сокр. Почему не предоставить, Критиас! Да то же самое надо нам будет предоставить и третьему — Ермократу. Ведь явно, что немного после, когда придется ему говорить, и он будет просить о том же, подобно вам. Так чтобы мог B. он выбрать другое начало, и не был вынужден повторять то же самое, пусть и он говорит так, будто уж заручился заранее (нашим) снисхождением. Впрочем я предупреждаю тебя, любезный Критиас, насчет настроения твоего театра[1]: предыдущий поэт успел снискать в нём необычайную славу; так что ты встретишь надобность в
——————
- ↑ Театра, — то есть, слушателей. Эта метонимия часто употребляема была позднейшими софистами (Wittenbach. Biblioth. Crit. IX, p. 37). В данном случае она употреблена очень кстати, ибо можно думать, что Критиас был отчасти и сценический поэт. Этому второму поэту предшествовал поэт первый, то есть, Тимей, которому придается такой эпитет потому, что об универсе он рассуждал тоже μυθικῶς, имея в виду не столько истину, сколько правдоподобие.
