простыхъ длинными, легко перебѣгаютъ отъ одного порядка доказательствъ къ другому и представляютъ много ничего не объясняющихъ примѣровъ. Наконецъ, во всѣхъ ихъ одинакова также и метода разсужденій, — точно они составлены всѣ по одной модели. Изъ этого Бёккъ заключаетъ, какъ о дѣлѣ правдоподобномъ, что эти діалоги принадлежатъ одному писателю. О Симонѣ же Діогенъ Лаэрцій (II, 122, 123) говоритъ между прочимъ слѣдующее: «Симонъ аѳинянинъ, сапожникъ. Когда Сократъ прихаживалъ къ нему въ мастерскую и разговаривалъ о чемъ нибудь, онъ старался записывать, что̀ припоминалъ изъ его разговоровъ. Эти записки называли тогда сапожническими, и ихъ въ одномъ свиткѣ насчитывалось до тридцати трехъ». Между ними были заглавія: περὶ δικαίου πρῶτος καὶ δεύτερος, — περὶ ἀρετῆς, ὄτι οὐ διδακτόν, — περὶ νόμου, — περὶ φιλοκερδοῦς. Такъ какъ эти заглавія соотвѣтствуютъ четыремъ вышеупомянутымъ діалогамъ, то Бёккъ и заключаетъ, что авторомъ всѣхъ ихъ былъ Симонъ. Заключеніе это подтверждается, по его мнѣнію, тѣмъ, что языкъ «Миноса» весьма чистъ, упоминаемые обычаи — древни, и все въ немъ достойно вообще писателя тогдашней Аттики. Наконецъ, онъ ссылается на авторитетъ Плутарха, Діогена, Максима тирскаго, Климента ал. и друг., которые часто упоминаютъ объ этихъ книгахъ.
Надобно согласиться, что мнѣніе Бёкка, обставленное такими доказательствами, имѣетъ замѣчательный видъ вѣроятія, и мы готовы были бы принять его. Но представляются намъ два обстоятельства, въ виду которыхъ мы затрудняемся признать это предположеніе Бёкка, въ настоящемъ его видѣ, безусловно справедливымъ. Во первыхъ, мы замѣчаемъ, что упомянутые діалоги, во многихъ отношеніяхъ очень сходные, въ другихъ представляютъ также и весьма существенныя несходства. Въ двухъ изъ нихъ, именно «О праведникѣ» и «О добродѣтели», такъ мало скрыты слѣды подражанія подлиннымъ сочиненіямъ Платона, что бросаются въ глаза сами собою. Въ «Праведникѣ», напримѣръ,
простых длинными, легко перебегают от одного порядка доказательств к другому и представляют много ничего не объясняющих примеров. Наконец, во всех их одинакова также и метода рассуждений, — точно они составлены все по одной модели. Из этого Бёкк заключает, как о деле правдоподобном, что эти диалоги принадлежат одному писателю. О Симоне же Диоген Лаэрций (II, 122, 123) говорит между прочим следующее: «Симон афинянин, сапожник. Когда Сократ прихаживал к нему в мастерскую и разговаривал о чём-нибудь, он старался записывать, что̀ припоминал из его разговоров. Эти записки называли тогда сапожническими, и их в одном свитке насчитывалось до тридцати трех». Между ними были заглавия: περὶ δικαίου πρῶτος καὶ δεύτερος, — περὶ ἀρετῆς, ὄτι οὐ διδακτόν, — περὶ νόμου, — περὶ φιλοκερδοῦς. Так как эти заглавия соответствуют четырем вышеупомянутым диалогам, то Бёкк и заключает, что автором всех их был Симон. Заключение это подтверждается, по его мнению, тем, что язык «Миноса» весьма чист, упоминаемые обычаи — древни, и всё в нём достойно вообще писателя тогдашней Аттики. Наконец, он ссылается на авторитет Плутарха, Диогена, Максима тирского, Климента ал. и друг., которые часто упоминают об этих книгах.
Надобно согласиться, что мнение Бёкка, обставленное такими доказательствами, имеет замечательный вид вероятия, и мы готовы были бы принять его. Но представляются нам два обстоятельства, ввиду которых мы затрудняемся признать это предположение Бёкка, в настоящем его виде, безусловно справедливым. Во-первых, мы замечаем, что упомянутые диалоги, во многих отношениях очень сходные, в других представляют также и весьма существенные несходства. В двух из них, именно «О праведнике» и «О добродетели», так мало скрыты следы подражания подлинным сочинениям Платона, что бросаются в глаза сами собою. В «Праведнике», например,
