Левинъ улыбнулся. Представленіе, что жена его не пуститъ, было ему такъ пріятно, что онъ готовъ былъ навсегда отказаться отъ удовольствія видѣть медвѣдей.
— А вѣдь все-таки жалко, что этихъ двухъ медвѣдей безъ васъ возьмутъ. А помните въ Хапиловѣ послѣдній разъ? Чудная была-бы охота, сказалъ Чириковъ.
Левинъ не хотѣлъ его разочаровывать въ томъ, что гдѣ-нибудь можетъ быть что-нибудь хорошее безъ нея, и потому ничего не сказалъ.
— Не даромъ установился этотъ обычай прощаться съ холостою жизнью, — сказалъ Сергѣй Ивановичъ. — Какъ ни будь счастливъ, все таки жаль свободы.
— А признайтесь, есть это чувство, какъ у Гоголевскаго жениха, что въ окошко хочется выпрыгнуть?
— Навѣрно есть, но не признается! — сказалъ Катавасовъ, и громко захохоталъ.
— Что же, окошко открыто..... Поѣдемъ сейчасъ въ Тверь! Одна медвѣдица, на берлогу можно идти. Право, поѣдемъ на пятичасовомъ! А тутъ какъ хотятъ, — сказалъ улыбаясь Чириковъ.
— Ну, вотъ ей-Богу, — улыбаясь, сказалъ Левинъ, — не могу найти въ своей душѣ этого чувства сожалѣнія о своей свободѣ!
— Да у васъ въ душѣ такой хаосъ теперь, что ничего не найдете, — сказалъ Катавасовъ. — Погодите, какъ разберетесь немножко, то найдете!
— Нѣтъ, я бы чувствовалъ хотя немного, что кромѣ своего чувства..... (онъ не хотѣлъ сказать при немъ любви) и счастія, все-таки жаль потерять свободу..... Напротивъ, я этой-то потерѣ свободы и радъ.
— Плохо! Безнадежный субъектъ! — сказалъ Катавасовъ. — Ну, выпьемъ за его исцѣленіе, или пожелаемъ ему только,
