— Хороша твоя исторія съ рубашкой! — сказалъ Сергѣй Ивановичъ, покачивая головой и улыбаясь.
— Да, да, — отвѣчалъ Левинъ, не понимая, о чемъ ему говорятъ.
— Ну, Костя, теперь надо рѣшить — сказалъ Степанъ Аркадьевичъ съ притворно-испуганнымъ видомъ — важный вопросъ. Ты именно теперь въ состояніи оцѣнить всю важность его. У меня спрашиваютъ: обожженныя ли свѣчи зажечь, или необожженныя? Разница десять рублей, — присовокупилъ онъ, собирая губы въ улыбку. — Я рѣшилъ, но боюсь, что ты не изъявишь согласія.
Левинъ понялъ, что это была шутка, но не могъ улыбнуться.
— Такъ какъ же? необожженыя или обожженныя? вотъ вопросъ.
— Да, да! необожженныя.
— Ну, я очень радъ. Вопросъ рѣшенъ! — сказалъ Степанъ Аркадьевичъ, улыбаясь. — Однако, какъ глупѣютъ люди въ этомъ положеніи, — сказалъ онъ Чирикову, когда Левинъ, растерянно поглядѣвъ на него, подвинулся къ невѣстѣ.
— Смотри, Кити, первая стань на коверъ, — сказала графиня Нордстонъ, подходя. — Хороши вы! — обратилась она къ Левину.
— Что̀, не страшно? — сказала Марья Дмитріевна, старая тетка.
— Тебѣ не свѣжо ли? Ты блѣдна. Постой, нагнись! — сказала сестра Кити Львова и, округливъ свои полныя прекрасныя руки, съ улыбкою поправила ей цвѣты на головѣ.
Долли подошла, хотѣла сказать что-то, но не могла выговорить, заплакала и неестественно засмѣялась.
Кити смотрѣла на всѣхъ такими же отсутствующими глазами, какъ и Левинъ.
