о Левинѣ, тутъ ли онъ, и прибавилъ, что онъ очень понравился ему. Но Кити и не ожидала большаго отъ кадрили. Она ждала съ замираніемъ сердца мазурки. Ей казалось, что въ мазуркѣ все должно рѣшиться. То, что онъ во время кадрили не пригласилъ ее на мазурку, не тревожило ее. Она была увѣрена, что она танцуетъ мазурку съ нимъ, какъ и на прежнихъ балахъ, и пятерымъ отказала мазурку, говоря, что танцуетъ. Весь балъ до послѣдней кадрили былъ для Кити волшебнымъ сновидѣніемъ радостныхъ цвѣтовъ, звуковъ и движеній. Она не танцовала только когда чувствовала себя слишкомъ усталою и просила отдыха. Но, танцуя послѣднюю кадриль съ однимъ изъ скучныхъ юношей, которому нельзя было отказать, ей случилось быть vis-à-vis съ Вронскимъ и Анной. Она не сходилась съ Анной съ самаго пріѣзда и тутъ вдругъ увидала ее опять совершенно новою и неожиданною. Она увидала въ ней столь знакомую ей самой черту возбужденія отъ успѣха. Она видѣла, что Анна пьяна виномъ возбуждаемаго ею восхищенія. Она знала это чувство и знала его признаки, и видѣла ихъ на Аннѣ, — видѣла дрожащій, вспыхивающій блескъ въ глазахъ и улыбку счастія и возбужденія, невольно изгибающую губы, и отчетливую грацію, вѣрность и легкость движеній.
„Кто? — спросила она себя. — Всѣ или одинъ?“ И, не помогая мучившемуся юношѣ, съ которымъ она танцовала, въ разговорѣ, нить котораго онъ упустилъ и не могъ поднять, и наружно подчиняясь весело громкимъ повелительнымъ крикамъ Корсунскаго, то бросающаго всѣхъ въ grand rond, то въ chaîne, она наблюдала, и сердце ея сжималось больше и больше. „Нѣтъ, это не любованье толпы опьянило ее, а восхищеніе одного. И этотъ одинъ — неужели это онъ?“ Каждый разъ, какъ онъ говорилъ съ Анной, въ глазахъ
