на секунду не теряя ея изъ вида, хотя и не глядѣлъ на нее. Онъ чувствовалъ, что солнце приближалось къ нему. Она была на углѣ и, тупо поставивъ узкія ножки въ высокихъ ботинкахъ, видимо робѣя, катилась къ нему. Отчаянно махавшій руками и пригибавшійся къ землѣ мальчикъ, въ русскомъ платьѣ, обгонялъ ее. Она катилась не совсѣмъ твердо; вынувъ руки изъ маленькой муфты, висѣвшей на снуркѣ, она держала ихъ наготовѣ и, глядя на Левина, котораго она узнала, улыбалась ему и своему страху. Когда поворотъ кончился, она дала себѣ толчокъ упругою ножкой и подкатилась прямо къ Щербацкому; и, ухватившись за него рукой, улыбаясь кивнула Левину. Она была прекраснѣе, чѣмъ онъ воображалъ ее.
Когда онъ думалъ о ней, онъ могъ себѣ живо представить ее всю, въ особенности прелесть этой, съ выраженіемъ дѣтской ясности и доброты, небольшой бѣлокурой головки, такъ свободно поставленной на статныхъ дѣвичьихъ плечахъ. Дѣтскость выраженія ея лица въ соединеніи съ тонкой красотою стана — составляли ея особенную прелесть, которую онъ хорошо понималъ: но, что̀ всегда, какъ неожиданность, поражало въ ней, это было выраженіе ея глазъ, кроткихъ, спокойныхъ и правдивыхъ, и въ особенности ея улыбка, всегда переносившая Левина въ волшебный міръ, гдѣ онъ чувствовалъ себя умиленнымъ и смягченнымъ, какимъ онъ могъ запомнить себя въ рѣдкіе дни своего ранняго дѣтства.
— Давно ли вы здѣсь? сказала она, подавая ему руку. — Благодарствуйте, прибавила она, когда онъ поднялъ платокъ, выпавшій изъ ея муфты.
— Я? я недавно, вчера..... нынче то-есть..... пріѣхалъ, отвѣчалъ Левинъ, не вдругъ отъ волненія понявъ ея вопросъ. — Я хотѣлъ къ вамъ ѣхать, сказалъ онъ, и тотчасъ-
