Разговоръ не умолкалъ ни на минуту, такъ что старой княгинѣ, всегда имѣвшей про запасъ, на случай неимѣнія темы, два тяжелыя орудія: классическое и реальное образованіе и общую воинскую повинность, не пришлось выдвигать ихъ, а графинѣ Нордстонъ не пришлось подразнить Левина.
Левинъ хотѣлъ и не могъ вступить въ общій разговоръ; ежеминутно говоря себѣ: „теперь уйти“, онъ не уходилъ, чего-то дожидаясь.
Разговоръ зашелъ о вертящихся столахъ и духахъ, и графиня Нордстонъ, вѣрившая въ спиритизмъ, стала разсказывать чудеса, которыя она видѣла.
— Ахъ, графиня, непремѣнно свезите, ради Бога свезите меня къ нимъ! Я никогда ничего не видалъ необыкновеннаго, хотя вездѣ отыскиваю, — улыбаясь, сказалъ Вронскій.
— Хорошо, въ будущую субботу, — отвѣчала графиня Нордстонъ. — Но вы, Константинъ Дмитричъ, вѣрите? — спросила она Левина.
— Зачѣмъ вы меня спрашиваете? Вѣдь вы знаете, что́ я скажу.
— Но я хочу слышать ваше мнѣніе.
— Мое мнѣніе только то, — отвѣчалъ Левинъ, — что эти вертящіеся столы доказываютъ, что такъ называемое образованное общество не выше мужиковъ. Они вѣрятъ въ глазъ, и въ порчу, и въ привороты, а мы…
— Что жъ, вы не вѣрите?
— Не могу вѣрить, графиня.
— Но если я сама видѣла?
— И бабы разсказываютъ, какъ онѣ сами видѣли домовыхъ.
— Такъ вы думаете, что я говорю неправду?
И она не весело засмѣялась.
