Въ одинъ февральскій день, когда въ сѣверозападномъ городѣ Вильна уже пахло весною, меня потребовали къ полицмейстеру, который объявилъ мнѣ, что получено рѣшеніе по моему дѣлу, и что мнѣ предстоитъ высылка въ одну изъ отдаленныхъ губерній. Съ этого момента я считалась уже арестованною.
Событіе это для меня отнюдь не было сюрпризомъ. Я давно знала, что дѣло близится къ концу; мнѣ заранѣе былъ извѣстенъ даже приговоръ, для санкціонированія котораго требовались лишь еще нѣкоторыя формальности. Какъ ни быстро у меня произошелъ переходъ къ потерѣ свободы, но я была къ нему подготовлена и ждала его безъ особенной тревоги. Подавляющая неопредѣленность переходнаго положенія, невыносимо гнетущія внѣшнія условія, чуждая обстановка и чуждая среда, мрачныя обстоятельства личной жизни—все это дѣйствовало такъ мучительно тяжело, что являлось страстное желаніе какого-нибудь выхода изъ состоянія щемящей душу тоски, чувствовалась потребность въ какой бы то ни было перемѣнѣ, способной обновить впечатлѣнія и пробудить надежду на иную жизнь, хотя-бы для начала пришлось попасть въ столь неудобное и непріятное мѣсто, какъ тюрьма. Сверхъ того, тюрьма не была для меня новинкой. Воспоминанія мои о послѣднемъ мѣстѣ заключенія, въ которомъ я
