Такъ бы хотѣлось туда! тоже смѣло бы, кажется, бросилъ
Огненный стихъ съ сокрушительнымъ словомъ!... Поникнешь въ раздумьѣ
Вдругъ головой; выпадаетъ изъ рукъ роковая газета....
Но какъ припомнишь подробности въ цѣломъ торжественной драмы,
Жалкихъ Ахилловъ журнальнаго міра и мелкихъ Улиссовъ;
Вспомнишь корысть ихъ, какъ двигатель — впрочемъ великаго дѣла —
Точно какъ сонъ отряхнувъ, поглядишь на тебя, моя Нина,
Какъ ты, ревнуя меня не къ газетѣ, а къ Наннѣ сосѣдкѣ,
Сядешь напротивъ меня, сохраняя серьёзную мину,
Губки надувъ, и нарочно не смотришь мнѣ въ очи... Мгновенно
Все позабудешь, и грязь, и величье общественной драмы;
Бросишься мигомъ тебя цѣловать. Ты противишься, съ сердцемъ,
Чуть не сквозь слезъ, уклоняя уста отъ моихъ поцѣлуевъ, и послѣ
Легкой борьбы добровольно уступишь, н долгимъ лобзаньемъ
Я заглушаю въ устахъ у тебя и укоры, и брань.
1845.
