французскіе егеря и гусары—рядомъ съ нами. Думали, что непріятель находится за Двиной, однако, на другое утро, 15-го іюля, онъ насъ такъ рано и быстро поднялъ съ мѣстъ, что не было времени даже протереть глаза. Русская кавалерія напала на стоящій впереди насъ польскій и французскій гусарскіе полки, обошла флангъ и захватила въ плѣнъ болѣе, чѣмъ эскадронъ. Это нападеніе было произведено такъ быстро, что русскіе успѣли отойти за рѣку, прежде чѣмъ прибыли мы. 18-го іюля вечеромъ, мы приближались къ русскому лагерю у Дриссы съ его окопами. У многихъ, вѣроятно, тогда при приближеніи къ этому необыкновенной высоты окопу, имѣвшему значительное число амбразуръ, тревожно билось сердце. Чѣмъ ближе подходили мы къ укрѣпленіямъ, тѣмъ тише мы всѣ становились; не слышно было ни стука оружій, ни отхаркиванія, ни кашля; ни одна лошадь не ржала. Каждую минуту мы ожидали огненнаго привѣтствія со стороны этого окопа. Вдругъ тишина смѣнилась какимъ-то бормотаньемъ и затѣмъ перешла въ хохотъ. Не оказалось ни пушки, ни солдата въ этомъ колоссѣ-окопѣ. На брустверѣ прохаживался мужичокъ, принятый нами раньше за часового, и разосланные патрули вскорѣ принесли извѣстіе, что русскіе, рано утромъ покинули свой лагерь и это укрѣпленіе. Утомительные переходы и постоянныя голодовки вызвали значительную потерю въ людяхъ и лошадяхъ. Вечеромъ, 22-го, мы расположились лагеремъ на полѣ, покрытомъ пышно зеленымъ житомъ.
Подъ проливнымъ дождемъ достигли мы на другое утро Двины, черезъ которую мы должны были переправиться, согласно полученному только что приказу. Мостъ еще не былъ наведенъ. Мы
