ніемъ Императору. Михаилъ Фоссъ потребовалъ бутылку вина и пустился въ разсужденія, какъ несносно должно быть мѣстопребываніе на этихъ высотахъ, во время зимы, когда глазамъ представляется только крутая, лѣсистая покатость и необозримая снѣжная Рейнская долина.
Но Урмандъ былъ неблагодарнымъ слушателемъ, потому что голова его была занята единственно неутѣшительною для него перспективою, черезъ три четверти часа находиться уже въ Гронперѣ, гдѣ ему предстояло выступить на сцену дѣйствующимъ лицомъ. Теперь только пришелъ онъ къ вполнѣ ясному убѣжденію, что ему слѣдовало бы оставаться въ Базелѣ, удовольствовавшись отказомъ, заключенномъ въ письмѣ Маріи. Онъ неоднократно принужденъ былъ придти къ тому убѣжденію, что такъ какъ его нарѣченная перемѣнила свое мнѣніе о немъ, то нельзя же будетъ силою принудить ее выдти за него замужъ. Такъ какую же роль долженъ былъ онъ играть въ Гронперѣ? Эти мысли производили на него такое тягостное впечатлѣніе, что онъ въ эту минуту, не смотря на производимую тамъ выгодную торговлю полотнами, прокклянулъ судьбу занесшую его въ Гронперъ.
Когда Михаилъ принялся говорить объ окружающей ихъ природѣ, удивляясь, какъ хозяинъ той рестораціи, могъ выдержать всю зиму, начиная съ октября до апрѣля, имѣя единственнымъ развлеченіемъ табакъ и вино, то бѣдный молодой человѣкъ почувствовалъ себя даже оскорбленнымъ тѣмъ, что тотъ могъ говорить о такихъ обыкновенныхъ вещахъ, когда онъ, Урмандъ, находился въ такомъ стѣсненномъ положеніи; поэтому онъ отвернулся и проговорилъ сердито:
— Мнѣ рѣшительно все равно, чѣмъ бы онъ пи занимался; я знаю только одно, что всего пріятнѣе было бы, когда-бъ моя нога никогда не была въ Гронперѣ.
— Подкрѣпитесь стаканомъ вина, любезный другъ, возразилъ Михаилъ, горный воздухъ дурно дѣйствуетъ на васъ. Увѣряю васъ, прежде чѣмъ кончится день, все будетъ въ лучшемъ порядкѣ, успокоивалъ онъ его.
нием Императору. Михаил Фосс потребовал бутылку вина и пустился в рассуждения, как несносно должно быть местопребывание на этих высотах, во время зимы, когда глазам представляется только крутая, лесистая покатость и необозримая снежная Рейнская долина.
Но Урманд был неблагодарным слушателем, потому что голова его была занята единственно неутешительною для него перспективою, через три четверти часа находиться уже в Гронпере, где ему предстояло выступить на сцену действующим лицом. Теперь только пришел он к вполне ясному убеждению, что ему следовало бы оставаться в Базеле, удовольствовавшись отказом, заключенном в письме Марии. Он неоднократно принужден был придти к тому убеждению, что так как его нареченная переменила свое мнение о нём, то нельзя же будет силою принудить ее выдти за него замуж. Так какую же роль должен был он играть в Гронпере? Эти мысли производили на него такое тягостное впечатление, что он в эту минуту, не смотря на производимую там выгодную торговлю полотнами, проклянул судьбу занесшую его в Гронпер.
Когда Михаил принялся говорить об окружающей их природе, удивляясь, как хозяин той ресторации, мог выдержать всю зиму, начиная с октября до апреля, имея единственным развлечением табак и вино, то бедный молодой человек почувствовал себя даже оскорбленным тем, что тот мог говорить о таких обыкновенных вещах, когда он, Урманд, находился в таком стесненном положении; поэтому он отвернулся и проговорил сердито:
— Мне решительно всё равно, чем бы он пи занимался; я знаю только одно, что всего приятнее было бы, когда б моя нога никогда не была в Гронпере.
— Подкрепитесь стаканом вина, любезный друг, возразил Михаил, горный воздух дурно действует на вас. Уверяю вас, прежде чем кончится день, всё будет в лучшем порядке, успокаивал он его.
