ее къ себѣ. Еслибъ даже я ничего не обѣщалъ, то тѣмъ не менѣе она должна-бы была переселиться къ намъ, сказалъ онъ. У насъ въ домѣ хватитъ мѣсто еще для одной дюжины. Слова эти вѣроятно относились къ крошкѣ, барахтающейся въ то время въ колыбели, въ комнатѣ его жены и служившей средствомъ для мадамъ Фоссъ дѣлать изъ своего супруга все что ей было угодно и добиться у него, болѣе или менѣе, всего чего желала. Такимъ образомъ случилось, что Марія Бромаръ, которой только что минуло пятнадцать лѣтъ, изъ Епиналя перебралась въ Гронперъ и домъ, дѣйствительно, ничего не потерпѣлъ отъ ея присутствія. Марія, обладая нѣжнымъ и любящимъ характеромъ, скоро принаровилась къ привычкамъ и желаніямъ своего стараго дяди; она пріучились набивать ому трубку, изъ ея рукъ получалъ онъ тарелку супу, она подавала ему туфли и своими прекрасными руками обвивалась вокругъ его шеи, такъ что рѣшительно стала его любимицею. Когда она была еще ребенкомъ, все это чрезвычайно нравилось Михаилу; но черезъ пять лѣтъ, когда Марія стала взрослой дѣвушкой, въ его головѣ возникла мысль, какъ неприлично было-бы, еслибъ въ его домѣ, пока онъ самъ еще въ лучшихъ годахъ, устроилось второе семейство — въ то время въ колыбели лежала уже третья малютка — тѣмъ болѣе, что Марія не имѣла никакого приданаго. Въ качествѣ старшей дочери, она сосредоточивала въ себѣ всѣ возможныя достоинства, однако Михаилъ не могъ сродниться съ мыслью, чтобы Георгъ женился, не добывъ предварительно себѣ самостоятельнаго положенія въ снѣгѣ. Благоразуміе настоятельно требовало, чтобы онъ на этотъ счетъ объяснился съ сыномъ.
Хотя мадамъ Фоссъ и была двадцатью годами моложе мужа, но никто не находилъ этотъ бракъ неравнымъ и никто не смѣялся надъ Михаиломъ, взявшимъ себѣ жену гораздо моложе себя, казалось что это такъ и должно было быть. Михаилъ отличался свѣжестью и бодростью, а мадамъ Фоссъ хотя и обладала пріятною наружностью и въ невѣстахъ, какъ говорили очевидцы,
ее к себе. Если б даже я ничего не обещал, то тем не менее она должна бы была переселиться к нам, сказал он. У нас в доме хватит место еще для одной дюжины. Слова эти вероятно относились к крошке, барахтающейся в то время в колыбели, в комнате его жены и служившей средством для мадам Фосс делать из своего супруга всё что ей было угодно и добиться у него, более или менее, всего чего желала. Таким образом случилось, что Мария Бромар, которой только что минуло пятнадцать лет, из Эпиналя перебралась в Гронпер и дом, действительно, ничего не потерпел от её присутствия. Мария, обладая нежным и любящим характером, скоро приноровилась к привычкам и желаниям своего старого дяди; она приучились набивать ому трубку, из её рук получал он тарелку супу, она подавала ему туфли и своими прекрасными руками обвивалась вокруг его шеи, так что решительно стала его любимицею. Когда она была еще ребенком, всё это чрезвычайно нравилось Михаилу; но через пять лет, когда Мария стала взрослой девушкой, в его голове возникла мысль, как неприлично было бы, если б в его доме, пока он сам еще в лучших годах, устроилось второе семейство — в то время в колыбели лежала уже третья малютка — тем более, что Мария не имела никакого приданого. В качестве старшей дочери, она сосредоточивала в себе все возможные достоинства, однако Михаил не мог сродниться с мыслью, чтобы Георг женился, не добыв предварительно себе самостоятельного положения в снеге. Благоразумие настоятельно требовало, чтобы он на этот счет объяснился с сыном.
Хотя мадам Фосс и была двадцатью годами моложе мужа, но никто не находил этот брак неравным и никто не смеялся над Михаилом, взявшим себе жену гораздо моложе себя, казалось что это так и должно было быть. Михаил отличался свежестью и бодростью, а мадам Фосс хотя и обладала приятною наружностью и в невестах, как говорили очевидцы,
