Страница:Тютчев. Полное собрание сочинений (1913).djvu/48

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


французская, но цѣлостностью замысла и пѣвучестью строфы, какъ поэзія нѣмецкая…

У своихъ русскихъ предшественниковъ Тютчевъ почти ничему не учился. Въ раннихъ его стихахъ есть вліяніе Жуковскаго и отчасти Державина; позднѣе Тютчевъ кое-что воспринялъ у Пушкина. Но въ цѣломъ его стихъ крайне самостоятеленъ, своеобыченъ. У Тютчева совершенно свои пріемы творчества и пріемы стиха, которые въ его время, въ началѣ XIX вѣка, стояли вполнѣ особнякомъ. Въ этомъ, можетъ-быть, кроется и причина того, что такъ долго не умѣли оцѣнить поэзію Тютчева.

Самый любимый и вмѣстѣ съ тѣмъ совершенно самостоятельный пріемъ тютчевскаго творчества состоитъ въ проведеніи полной параллели между явленіями природы и состояніями души. Въ стихахъ Тютчева граница между тѣмъ и другимъ какъ бы стирается, исчезаетъ, одно непримѣтно переходитъ въ другое. Нигдѣ не сказалось это такъ ясно, какъ въ стихотвореніи «Въ душномъ воздухѣ молчанье», гдѣ предчувствіе грозы, томленіе природы, насыщенной электричествомъ, такъ странно гармонируетъ съ непонятнымъ волненіемъ дѣвы, у которой «мутится и тоскуетъ» влажный блескъ очей. Столь же замѣчательны въ этомъ отношеніи стихи «Слезы людскія, о, слезы людскія» и «Дума за думой, волна за волной». Можетъ-быть, менѣе тонко, рѣзче, проведено сравненіе въ стихотвореніи «Фонтанъ». Нерѣдко второй членъ сравненія у Тютчева опущенъ, и передъ нами только символъ, только образъ изъ міра природы, а то, что̀ ему соотвѣтствуетъ въ мірѣ души, предоставляется угадать. Таковы стихи «Что ты клонишь надъ водами».

На этомъ совпаденіи явленій внѣшняго міра и міра внутренняго основана особенность эпитетовъ Тютчева. Пушкинъ умѣлъ опредѣлять предметы по ихъ существу; Тютчевъ стремился ихъ опредѣлять по впечатлѣнію, какое они производятъ въ данный мигъ. Именно этотъ пріемъ, который теперь назвали бы «импрессіонистическимъ», и придаетъ стихамъ Тютчева ихъ своеобразное очарованіе, ихъ магичность.

Сливая внѣшнее и внутреннее, Тютчевъ можетъ говорить о «всемірномъ благовѣстѣ солнечныхъ лучей», о «румяномъ, громкомъ восклицаньи» утренняго луча, о томъ, какъ «небо протекло по жиламъ эѳирною струею», какъ звѣзды «небес-

Тот же текст в современной орфографии

французская, но целостностью замысла и певучестью строфы, как поэзия немецкая…

У своих русских предшественников Тютчев почти ничему не учился. В ранних его стихах есть влияние Жуковского и отчасти Державина; позднее Тютчев кое-что воспринял у Пушкина. Но в целом его стих крайне самостоятелен, своеобычен. У Тютчева совершенно свои приемы творчества и приемы стиха, которые в его время, в начале XIX века, стояли вполне особняком. В этом, может быть, кроется и причина того, что так долго не умели оценить поэзию Тютчева.

Самый любимый и вместе с тем совершенно самостоятельный прием тютчевского творчества состоит в проведении полной параллели между явлениями природы и состояниями души. В стихах Тютчева граница между тем и другим как бы стирается, исчезает, одно неприметно переходит в другое. Нигде не сказалось это так ясно, как в стихотворении «В душном воздухе молчанье», где предчувствие грозы, томление природы, насыщенной электричеством, так странно гармонирует с непонятным волнением девы, у которой «мутится и тоскует» влажный блеск очей. Столь же замечательны в этом отношении стихи «Слезы людские, о, слезы людские» и «Дума за думой, волна за волной». Может быть, менее тонко, резче, проведено сравнение в стихотворении «Фонтан». Нередко второй член сравнения у Тютчева опущен, и перед нами только символ, только образ из мира природы, а то, что́ ему соответствует в мире души, предоставляется угадать. Таковы стихи «Что ты клонишь над водами».

На этом совпадении явлений внешнего мира и мира внутреннего основана особенность эпитетов Тютчева. Пушкин умел определять предметы по их существу; Тютчев стремился их определять по впечатлению, какое они производят в данный миг. Именно этот прием, который теперь назвали бы «импрессионистическим», и придает стихам Тютчева их своеобразное очарование, их магичность.

Сливая внешнее и внутреннее, Тютчев может говорить о «всемирном благовесте солнечных лучей», о «румяном, громком восклицании» утреннего луча, о том, как «небо протекло по жилам эфирною струею», как звезды «небес-

XLIV