который ободрялъ ребенка продолжать это остроумное занятіе; но вы, милостивый государь, не имѣете даже въ извиненіе ваше и подобнаго вызывающаго вліянія.
Если бы еще можно было среди этого взрыва враждебныхъ воплей указать на какой-нибудь благоразумный сознательный поводъ къ подобному разглагольствованію! Я знаю, что въ крайнемъ случаѣ я найду безумцевъ, которые готовы мнѣ возразить: «Мы обязаны васъ ненавидѣть, ваше основное начало, самое начало вашей цивилизаціи внушаютъ намъ, нѣмцамъ, западникамъ, отвращеніе; у васъ не было ни феодализма, ни папской іерархіи; вы не испытывали ни борьбы религіозной, ни войнъ имперіи, ни даже инквизиціи; вы не принимали участія въ крестовыхъ походахъ, вы не знавали рыцарства; вы четыре столѣтія тому назадъ достигли того единства, къ которому мы еще теперь стремимся; ваше основное начало не удѣляетъ достаточнаго простора личной свободѣ, оно не допускаетъ возможности разъединенія и раздробленія». Все это такъ, но, по справедливости, воспрепятствовало ли все это намъ искренно и мужественно пособлять вамъ при случаѣ, когда требовалось отстоять, возстановить вашу политическую самостоятельность, вашу національность? И теперь вамъ не остается ничего другого, какъ признать нашу собственную. Будемте говорить серьезно, потому что предметъ этого заслуживаетъ. Россія вполнѣ готова уважать историческую законность народовъ Запада; тридцать лѣтъ тому назадъ, она съ вами вмѣстѣ заботилась о ея возстановленіи, о ея водвореніи на прежнихъ основахъ; слѣдовательно она действительно расположена уважать ее не только въ принципѣ, но даже со всѣми ея край-
который ободрял ребенка продолжать это остроумное занятие; но вы, милостивый государь, не имеете даже в извинение ваше и подобного вызывающего влияния.
Если бы еще можно было среди этого взрыва враждебных воплей указать на какой-нибудь благоразумный сознательный повод к подобному разглагольствованию! Я знаю, что в крайнем случае я найду безумцев, которые готовы мне возразить: «Мы обязаны вас ненавидеть, ваше основное начало, самое начало вашей цивилизации внушают нам, немцам, западникам, отвращение; у вас не было ни феодализма, ни папской иерархии; вы не испытывали ни борьбы религиозной, ни войн империи, ни даже инквизиции; вы не принимали участия в крестовых походах, вы не знавали рыцарства; вы четыре столетия тому назад достигли того единства, к которому мы еще теперь стремимся; ваше основное начало не уделяет достаточного простора личной свободе, оно не допускает возможности разъединения и раздробления». Всё это так, но, по справедливости, воспрепятствовало ли всё это нам искренно и мужественно пособлять вам при случае, когда требовалось отстоять, восстановить вашу политическую самостоятельность, вашу национальность? И теперь вам не остается ничего другого, как признать нашу собственную. Будемте говорить серьезно, потому что предмет этого заслуживает. Россия вполне готова уважать историческую законность народов Запада; тридцать лет тому назад, она с вами вместе заботилась о её восстановлении, о её водворении на прежних основах; следовательно она действительно расположена уважать ее не только в принципе, но даже со всеми её край-
