— О, вы очень, очень добры!—воскликнулъ Гансъ.—А я ужъ порѣшилъ было, что вы совсѣмъ забыли о моемъ существованіи.
— Гансъ!—вскричалъ мельникъ,—можно ли такъ думать?! Въ томъ и состоитъ дружба, что она никогда не забывается… Однако какъ красивъ твой первоцвѣтъ…
— Да, онъ, правда, хорошъ,—подтвердилъ Гансъ,—я очень доволенъ, что у меня его много. По крайней мѣрѣ я могу отнести его на рынокъ, продать и на тѣ деньги купить нужную мнѣ тачку.
— Тачку?—удивился мельникъ.—Да у тебя была хорошая тачка… Неужели ты дошелъ до такой глупости, что продалъ ее?
— Видите ли, меня вынудили къ этому тяжелыя обстоятельства. Зимой мнѣ не на что было купить хлѣба и я продалъ сперва серебряныя пуговицы моей праздничной куртки, потомъ отцову трубку—дорогое для меня наслѣдіе—и затѣмъ ужъ тачку. Но я увѣренъ, что все это я опять верну.
— Вотъ что, Гансъ,—сказалъ, подумавъ, мельникъ.—У меня есть тачка; хоть она и не совсѣмъ цѣла—у нея кое-что неисправно,—но это пустяки! я отдамъ тебѣ ее. Многіе будутъ осуждать меня за это великодушіе, но пусть,—я не таковъ, какъ прочіе. Преданный другъ долженъ быть великодушнымъ… Такъ вотъ: будь покоенъ, я подарю тебѣ мою тачку, а у меня останется новая, которую я купилъ.
— Ахъ, какъ вы великодушны!—воскликнулъ Гансъ, просіявъ отъ удовольствія.—У меня какъ разъ есть новая доска и я легко починю вашу тачку.
— У тебя есть доска?—радостно вскричалъ мельникъ.—Видишь ли, мнѣ она очень нужна для крыши, иначе дождь многое у меня попортитъ. Это хорошо: ты дашь мнѣ доску, а я отдамъ тебѣ тачку. Ты вѣдь понимаешь, что тачка дороже доски, но я не считаюсь: истинные друзья не ведутъ счеты въ мелочахъ. Такъ неси же мнѣ сейчасъ твою доску, я сегодня же починю крышу.
— О, сію минуту!—воскликнулъ Гансъ и побѣжалъ за доской.
Вернувшись съ ней, онъ передалъ ее мельнику.
— Да, она не велика,—сказалъ мельникъ,—ну, да ничего… А теперь, надѣюсь, ты не откажешь мнѣ въ цвѣтахъ. Помни: у тебя будетъ моя тачка… Бери-ка вотъ корзинку, да смотри, доверху наложи въ нее цвѣтовъ!
— Доверху?—озабоченно спросилъ Гансъ.
— О, вы очень, очень добры! — воскликнул Ганс. — А я уж порешил было, что вы совсем забыли о моём существовании.
— Ганс! — вскричал мельник, — можно ли так думать?! В том и состоит дружба, что она никогда не забывается… Однако как красив твой первоцвет…
— Да, он, правда, хорош, — подтвердил Ганс, — я очень доволен, что у меня его много. По крайней мере я могу отнести его на рынок, продать и на те деньги купить нужную мне тачку.
— Тачку? — удивился мельник. — Да у тебя была хорошая тачка… Неужели ты дошёл до такой глупости, что продал её?
— Видите ли, меня вынудили к этому тяжёлые обстоятельства. Зимой мне не на что было купить хлеба и я продал сперва серебряные пуговицы моей праздничной куртки, потом отцову трубку — дорогое для меня наследие — и затем уж тачку. Но я уверен, что всё это я опять верну.
— Вот что, Ганс, — сказал, подумав, мельник. — У меня есть тачка; хоть она и не совсем цела — у неё кое-что неисправно, — но это пустяки! я отдам тебе её. Многие будут осуждать меня за это великодушие, но пусть, — я не таков, как прочие. Преданный друг должен быть великодушным… Так вот: будь покоен, я подарю тебе мою тачку, а у меня останется новая, которую я купил.
— Ах, как вы великодушны! — воскликнул Ганс, просияв от удовольствия. — У меня как раз есть новая доска и я легко починю вашу тачку.
— У тебя есть доска? — радостно вскричал мельник. — Видишь ли, мне она очень нужна для крыши, иначе дождь многое у меня попортит. Это хорошо: ты дашь мне доску, а я отдам тебе тачку. Ты ведь понимаешь, что тачка дороже доски, но я не считаюсь: истинные друзья не ведут счёты в мелочах. Так неси же мне сейчас твою доску, я сегодня же починю крышу.
— О, сию минуту! — воскликнул Ганс и побежал за доской.
Вернувшись с ней, он передал её мельнику.
— Да, она не велика, — сказал мельник, — ну, да ничего… А теперь, надеюсь, ты не откажешь мне в цветах. Помни: у тебя будет моя тачка… Бери-ка вот корзинку, да смотри, доверху наложи в неё цветов!
— Доверху? — озабоченно спросил Ганс.
