сестру, что ли? Я только ей истинную правду сказала.«
Бросила ужинать и вышла изъ хаты вонъ.
А старшенькая дѣвочка спрашиваетъ отца: »Отчего это, тятя, тетенька всё плачетъ? Такъ плачетъ, что Господи Боже мой! Что́ мать ей сказала?«
Братъ промолчалъ; только дѣвочку по головкѣ погладилъ.
Послѣ ужина, подошелъ онъ ко мнѣ и сѣлъ со мной рядомъ. »Сестра«, говоритъ, »не кручинься, голубка. До сихъ поръ жили мы съ тобой душа въ душу,—надо намъ такъ и вѣкъ свѣковать. Вѣдь насъ только двое и есть на свѣтѣ. Прости моей женѣ ея неразумныя рѣчи! Сдѣлай мнѣ такую великую милость, сестра моя родная!«
»Братецъ мой, голубчикъ! да сохранитъ меня Господь милосердный отъ такой бѣды, чтобъ я съ тобой въ разладъ вступила!« говорю я ему. »А что жена твоя меня обидѣла, такъ Богъ съ нею! я ей прощаю. Только тяжело у меня на сердцѣ, родной мой. Дай мнѣ поплакать, авось полегчитъ.«
»Не плачь, сестрица, полно!«
»Я хочу уйти отъ васъ, братъ.«
сестру, что ли? Я только ей истинную правду сказала.»
Бросила ужинать и вышла из хаты вон.
А старшенькая девочка спрашивает отца: «Отчего это, тятя, тетенька всё плачет? Так плачет, что Господи Боже мой! Что́ мать ей сказала?»
Брат промолчал; только девочку по головке погладил.
После ужина, подошел он ко мне и сел со мной рядом. «Сестра», говорит, «не кручинься, голубка. До сих пор жили мы с тобой душа в душу, — надо нам так и век свековать. Ведь нас только двое и есть на свете. Прости моей жене её неразумные речи! Сделай мне такую великую милость, сестра моя родная!»
«Братец мой, голубчик! да сохранит меня Господь милосердный от такой беды, чтоб я с тобой в разлад вступила!» говорю я ему. «А что жена твоя меня обидела, так Бог с нею! я ей прощаю. Только тяжело у меня на сердце, родной мой. Дай мне поплакать, авось полегчит.»
«Не плачь, сестрица, полно!»
«Я хочу уйти от вас, брат.»
