съ бѣлыми какъ лунь вьющимися волосами и такою же бородою пышнымъ вѣеромъ, одѣтый въ безукоризненно бѣлую парусинную рясу.
Я раньше слыхалъ отъ Толстыхъ курьезные разсказы о помѣшанномъ монахѣ В—вѣ, давно оставившемъ монастырь и проживавшемъ у знакомыхъ. Бѣлый старикъ держалъ въ рукѣ какую то стклянку, въ которой взбалтывалъ бѣлую микстуру.
Поклонившись ему, я спросилъ, не можетъ ли онъ указать мнѣ мѣсто, гдѣ бы я могъ умыться и избавиться отъ покрывавшей меня пыли?
— Позвольте, сказалъ незнакомецъ, взбалтывая микстуру. Вамъ надо прежде всего очистить вотъ этимъ глаза.
— Покорно васъ благодарю, сказалъ я. Я предпочитаю умыться водою.
— Нѣтъ, этого нельзя. Я сейчасъ пущу вамъ этого въ глаза.
Но тутъ на выручку мою явился хозяинъ дома и избавилъ меня отъ непрошеннаго благодѣянія.
Со времени этого перваго моего знакомства съ графомъ Сергѣемъ Николаевичемъ, судьба впослѣдствіи сводила насъ довольно часто, и наши характеры оказались дотого сходны, что я не помню никакого между нами спора, а напротивъ, мнѣніе, высказанное однимъ, казалось другому у него подслушаннымъ. Одного этого обстоятельства достаточно, чтобы удержать меня отъ всякихъ похвалъ или порицаній по адресу графа. Тѣмъ не менѣе я убѣжденъ, что основной типъ всѣхъ трехъ братьевъ Толстыхъ тождественъ, какъ тождественъ типъ кленовыхъ листьевъ, невзирая на все разнообразіе ихъ очертаній. И еслибы я задался развить эту мысль, то показалъ бы, въ какой степени у всѣхъ трехъ братьевъ присуще то страстное увлеченіе, безъ котораго въ одномъ изъ нихъ не могъ бы проявиться поэтъ Л. Толстой. Разница ихъ отношеній къ жизни состоитъ въ томъ, съ чѣмъ каждый изъ нихъ отходилъ отъ неудавшейся мечты. Николай охлаждалъ свои порывы скептической насмѣшкой. Левъ уходилъ отъ несбывшейся мечты съ безмолвнымъ урокомъ; a Сѣргѣй — съ болѣзненной мизантропіей. Чѣмъ болѣе у подобныхъ
