На лонѣ обширной Тарелки,
Посрединѣ которой
Грибомъ крутобокимъ
Степановки милой
Засѣла усадьба?— Надѣюсь — отлично;
Теперь же явился
Къ вамъ оный премудрый
Странникъ и зритель,
Зовомый Васильемъ
Петровичемъ Боткинымъ.
Онъ въ ваши предѣлы
Стремился, какъ рьяный Конь,
И всѣ наши просьбы,
Наши жаркія убѣжденья
Презрѣлъ; такъ ужасно Ему захотѣлось
Поѣсть вашихъ пулярокъ
Съ рисомъ и трюфелями,
Которыя запиваются Шампанскимъ,
Здѣсь, — увы! — неизвѣстнымъ.
Признаться, не прочь бы
И я побывать тамъ.
Но очень это ужь далеко.
А я здѣсь остался
Въ цвѣтущемъ Эдемѣ Баденъ-Бадена,
Въ которомъ однако
Вотъ уже болѣе мѣсяца
Царствуетъ противнѣйшій
Холодъ и вѣтеръ;
Льютъ дожди
Съ утра до вечера,
И вообще всякая гадость. И пакость
нашелъ однако Дмитрія: [1] развѣ онъ тебѣ не помогъ? Впрочемъ, теперь, вѣроятно, уже все рѣшено.
„Если ты наткнешься на какую нибудь статью въ Россійскомъ журналѣ, которая покажется тебѣ интересною, сдѣлай одолженіе, вырѣжь и пришли.
„Анненковъ пріѣдетъ сюда 25-го числа — черезъ недѣлю.
„Желаю тебѣ всего хорошаго, крѣпко жму твою руку и кланяюсь Марьѣ Петровнѣ.