вообще и русской въ особенности. Къ осени я получилъ обычное дѣтское письмо съ прибавленіемъ: „я уже прочла всего Пушкина, Лермонтова, Тургенева и Толстаго“.
Эти слова поразили меня въ самое сердце. „Нѣтъ, подумалъ я, этому долженъ быть положенъ рѣшительный конецъ. Оставаясь у старой дѣвы, влюбленной въ дѣвочку, послѣдняя навѣрное не пріобрѣтетъ даже самыхъ элементарныхъ свѣдѣній, а между тѣмъ ея матеріальное и общественное положенія не мирятся съ такимъ круглымъ невѣдѣніемъ, въ которомъ современемъ я не буду въ состояніи избѣжать ни стороннихъ, ни собственныхъ упрековъ“.
Тургеневъ писалъ изъ Баденъ-Бадена отъ 16-го августа 1872 года:
„Вотъ я опять здѣсь, любезнѣйшій A. A., и письмо ваше получилъ. Остаюсь въ Баденѣ до октября, а тамъ въ Парижъ.
„Мнѣ жаль, что Петя только разсердился на меня за мое письмо, а не почувствовалъ, что въ немъ было справедливо. Когда онъ будетъ большой, я, если буду живъ, и если онъ сдѣлается — въ чемъ я не сомнѣваюсь — хорошимъ человѣкомъ, покажу ему его первое письмо, написанное ко мнѣ послѣ кончины его отца, — и онъ постыдится его и подивится тому, до чего можетъ доходить эгоизмъ молодости. Теперь онъ, въ силу своихъ успѣховъ въ Катковскомъ лицеѣ, чувствуетъ себя какъ бы царькомъ; а до царей, извѣстно, истина проникаетъ съ трудомъ. Когда я свижусь съ вами, мы побесѣдуемъ о новѣйшей англійской поэзіи, о которой у насъ никто, или почти никто, не имѣетъ понятія. Штука не симпатическая, но интересная, и есть одинъ очень большой лирическій талантъ: Свинбернъ (Swinberne).
„Что вамъ не нравится званіе „Литераторъ“, — это вашъ конекъ, — а жизнь научила меня обходиться съ чужими коньками почтительно. По моему, „литераторъ“ такое же званіе или опредѣленіе рода занятій, какъ „сапожникъ“ или „пирожникъ“. Но есть пирожники хорошіе и дурные, и литераторы тоже. Засимъ кланяюсь Марьѣ Петровнѣ и крѣпко жму вамъ руку.
