чувствуешь себя богомъ, что нѣтъ для тебя ничего сокрытаго, а то глупѣе лошади, и теперь я такой. Такъ не взыщите. До другаго письма.
„Я очень виновать передъ вами, дорогой Аѳанасій Аѳанасьевичъ, за то, что такъ давно не писалъ. Собираюсь каждый день писать, и все некогда, потому что ничего не дѣлаю. Первый и самый интересный для меня предметъ бесѣды съ вами, это Петя Борисовъ. Въ письмѣ, разумѣется, не скажешь всего (я надѣюсь, что мы скоро увидимся), — но онъ мнѣ очень понравился, въ особенности тѣмъ, что соединяетъ два рѣдкія качества: умъ и простоту. За послѣднее я особенно боялся; но онъ очень перемѣнился къ лучшему въ этомъ отношеніи.
„Теперь какъ бы намъ сдѣлать, чтобы увидаться? Если вы не измѣнили своего плана ѣхать въ августѣ на Грайворонку, мнѣ бы очень хотѣлось съѣздить туда вмѣстѣ съ вами. Для этого нужно мнѣ знать: 1) хотите ли вы, чтобы я ѣхалъ съ вами? 2) когда именно вы ѣдете? 3) сколько времени продлится вся поѣздка? Какъ ваше здоровье? Послѣднія известія отъ васъ были хорошія. У меня недѣлю тому назадъ былъ Страховъ, съ которымъ, безпрестанно поминая васъ, я нафилософствовался до усталости. Если, Богъ дастъ, поѣдемъ въ Грайворонку, то приставимъ къ себѣ полицеймейстеромъ Петю, чтобы онъ не позволялъ говорить всю дорогу ни о философіи, ни о поэзіи, чтобы не было и помину ни о Л. Толстомъ, ни о Фетѣ. Л. Н. пріятель съ Фетомъ зимою, a лѣтомъ пусть будутъ едва ли не больше пріятели помѣщики: Толстой съ Шеншинымъ.
„Передайте нашъ поклонъ съ женою Марьѣ Петровнѣ. Жму руку Петру Аѳан. Желалъ бы послушать его разсказы о Герцеговинѣ, въ существованіе которой я не вѣрю.
„Я въ сентябрѣ собираюсь ѣхать въ Самару. Если Петръ Аѳан. не имѣетъ никакихъ плановъ на сентябрь, не поѣдетъ ли онъ со мною посмотрѣть киргизовъ и ихъ лошадей. Какъ бы весело было! Со мною еще ѣдетъ мой племянникъ.
