скомъ кладбищѣ, никогда для насъ не пропадетъ, и Россія неперестанетъ рождать сыновъ, готовыхъ умереть за общую матерь.
Въ Ялту мы отправились изъ Севастополя на прекрасномъ пароходѣ при самой очаровательной погодѣ; и классическія волны Тавриды словно пожелали встрѣтить меня всѣми знакомыми поэзіи атрибутами. Ни въ Балтійскомъ, ни въ Средиземномъ морѣ я не видалъ спасителя Оріона, — игриваго дельфина; a здѣсь, точно нарочно, они отъ самой Сѣверной бухты и до Ялты безпрерывно подымались изъ моря вокругъ нашего парохода и, вырѣзаясь на нѣкоторое время изъ волнъ черной спиною, вооруженной саблевиднымъ, назадъ загибающимся, перомъ, снова погружались въ бездну. Съ парохода они казались не превышающими размѣромъ средняго осетра, а между тѣмъ мнѣ говорили, что эти громадныя животныя бываютъ вѣсомъ свыше 60-ти пудовъ.
Въ Ялтѣ всѣ номера въ гостинницахъ были набиты посѣтителями, и мы рады были, что отыскали двѣ комнаты у татарина, недалеко отъ кипарисной рощицы, у русской церкви. Насколько я недавно чувствовалъ себя въ праздничномъ расположеніи духа на сѣверной сторонѣ Севастопольской бухты и —
«Среди зеленыхъ волнъ, лобзающихъ Тавриду»...
— настолько Ялта, не взирая на живописно возносящіеся надъ нею горные утесы, производила на меня удручающее впечатлѣніе. Такъ какъ весь городъ очень невеликъ, то моимъ спутникамъ не трудно было принудить меня обойти его весь. Но затѣмъ я положительно объявилъ, что болѣе однихъ сутокъ не въ силахъ вынести этого ничѣмъ не оправдываемаго бездѣйствія. Такимъ образомъ, не дождавшись прибытія парохода, мы наняли коляску въ Севастополь съ ночлегомъ на половинѣ дороги.
Когда на третій день мы поднимались въ коляскѣ по живописной горной дорогѣ, открывающей виды съ птичьяго полета на великолѣпныя приморскія дачи, начиная съ Ливадіи, за нами раздался поспѣшный конскій топотъ, и казакъ, приблизясь къ коляскѣ, торопливо сказалъ: „господа, потрудитесь дать дорогу: Царь ѣдетъ“. Къ счастію, дорога представ-
