лось еще двѣ кроватки: сестры Любиньки и брата Васи. Назвавъ меня по своему имени Аѳанасіемъ, отецъ назвалъ и втораго за покойнымъ Васею сына тѣмъ же именемъ, въ угоду старому холостяку, родному дядѣ своему Василію Петровичу Шеншину.
Понятно, что при денежной стѣснительности нечего было и думать о спеціальномъ для меня учителѣ. Положимъ, сама мать при помощи Елизаветы Николаевны выучили меня по складамъ читать по нѣмецки; но мама, сама по немногу выучившаяся говорить и писать по русски, хотя въ правописаніи и твердости почерка впослѣдствіе и превосходила большинство своихъ сосѣдокъ, тѣмъ не менѣе не довѣряла себѣ въ дѣлѣ обученія русской грамотѣ. Во время моего дѣтства Россія, не забывшая вѣковаго прошлаго, знала одинъ источникъ наукъ и грамотности — духовенство; и желающіе зажечь свой свѣтильникъ вынуждены были обращаться туда же. По отношенію образованія крѣпостныхъ людей, отецъ всю жизнь неизмѣнно держался правила: всякій крестьянинъ или дворовый, по достиженіи сыномъ соотвѣтственныхъ лѣтъ, обязанъ былъ испросить позволенія отдать его въ обученіе извѣстному ремеслу, и бывішій ученикъ обязанъ былъ принести барину на показъ собственнаго издѣлія: овчину, рукавицы, подкову, полушубокъ или валенки, и только въ случаѣ одобренія работы, отцу, дозволялось просить о женитьбѣ малаго. И вотъ одна изъ главныхъ причинъ сравнительнаго благосостоянія отцовскихъ крестьянъ. Что же касается до грамотности, то желающимъ предоставлялось отдавать мальчика къ попу; но отецъ никогда не провѣрялъ успѣховъ школьниковъ, такъ какъ всѣ счеты въ заглазныхъ имѣніяхъ
