головой, продолговатымъ носомъ, съ волосами, торчащими на макушкѣ, и тоже съ бѣднымъ признакомъ усовъ. Въ своемъ сѣренькомъ архалукѣ и сѣрыхъ военныхъ штанахъ онъ напоминалъ хохлатаго жаворонка.
— Братъ мой Петръ Васил. Кащенко, сказалъ Павелъ Васил., обращаясь ко мнѣ. Чаю! громко крикнули онъ, и черезъ минуту явился четвертый стаканъ.
— Кого это Богъ несетъ? сказалъ Петръ Вас., вслушиваясь въ тонкій топотъ у крыльца и раздавшійся говоръ.
— Развѣ не узнаешь хриповатаго голоса Рапа? сказалъ Павелъ Васил. Ну, такъ и есть, прибавилъ онъ, обращаясь къ подвижному кудрявому блондину, ворвавшемуся въ комнату, за которымъ шелъ стройный офицеръ съ замѣчательно красивымъ лицомъ.
— Зима, господа! воскликнулъ Рапъ, раскланиваясь со всѣми. Купи, баринъ, зиму!
— Что это вы, Рапъ, про какую то зиму толкуете? спросилъ Пав. Вас.
— Да это я въ Кременчугѣ въ инспекторскомъ караулѣ стоялъ, такъ ходилъ одинъ землякъ мой орловскій съ лубочными картинами: весна, осень, зима; ужь очень чувствительно онъ упрашивалъ: „купи, баринъ, зиму“. — Куда же вы это ѣдете? спросилъ Петръ Васильевичъ.
— Да вотъ Каширинъ вздумалъ проѣхать домой въ Тясьминку, такъ и меня прихватилъ. Пообѣдаемъ да и назадъ. Тутъ всего 12 верстъ; да и не терпится мнѣ, хочу провѣдать, что такая за зима. Забѣгалъ я къ графу Палену, а тамъ Крюднеръ разсказывалъ, что будто Рихтеръ съ Крупенскимъ повздорили. Ну сами знаете, нашла коса на камень. Говорятъ, Рихтеръ уже уѣхалъ въ Тясьмину, только не къ Каширинымъ, а за версту дальше, въ шестой эскадронъ къ эскадронному товарищу Кази. Какъ бы чего не вышло! Зима! Ну пока прощайте, господа.
— Да вы хоть бы чаю напились, сказалъ Павелъ Васил.
— Нѣтъ, намъ некогда, мы только такъ на минутку.
— Нашего то полковаго командира, сказалъ, обратясь ко мнѣ, Пав. Вас., дома нѣтъ. Жена его постоянно проживаетъ въ Одессѣ, такъ вотъ нашъ Александръ Богдановичъ по вре-
