бракованномъ конѣ, прозванномъ мною „Елизаветградомъ“, свояченицу начальника штаба, появлявшуюся на прогулкахъ верхомъ. Правда, что мой „Елизаветградъ“ былъ статный, рослый и хорошо содержанный конь; но никакъ я не ожидалъ, чтобы Дм. Ероф., встрѣтившій насъ съ m-lle Б. на прогулкѣ, сказалъ мнѣ: „какая прекрасная у васъ лошадь!“
Однажды, когда въ воскресенье я въ праздничной формѣ разговаривалъ въ присутствіи Дм. Ероф. съ Анной Ивановной въ большой залѣ дачи, моя собесѣдница сказала мнѣ: „выбросьте пожалуйста за окно этого тарантула“.
Надо сознаться, что я чувствую природное отвращеніе къ паукамъ. Но такъ какъ признаться въ этомъ было нельзя, а схватить руками огромнаго и мохнатаго тарантула, пробиравшагося по паркету, было противно, то, вынувъ палашъ, я старался поймать насѣкомое на продольную ложбину оружія, чтобы, какъ ложкой, вышвырнуть его въ открытое окно. Но не успѣвалъ я его еще отдѣлить отъ полу, какъ онъ снова скатывался долой. Неудача повторилась раза три. Вдругъ, къ стыду моему, вижу подошедшаго Дм. Ероф., который, со словами: „какое малодушіе!“ взялъ голой рукой тарантула и выкинулъ за окно.
Но этому поводу ротмистръ Эмануэль разсказывалъ, что въ персидскую кампанію Сакенъ, бывшій начальникомъ штаба при графѣ Паскевичѣ, постоянно бралъ руками появлявшихся за чайнымъ столомъ ядовитыхъ тарантуловъ и фалангъ и жарилъ ихъ, бросая въ трубу самовара.
Такъ какъ мои занятія въ школѣ и у Гайли въ магистратѣ оканчивались приблизительно въ одно время, то и не удивительно, что мы иногда сходились на улицѣ.
— Я только здѣсь въ Елизаветградѣ, сказалъ онъ однажды, увидалъ васъ офицеромъ, и очень радъ, молодой человѣкъ, что вы прилично окопировались. Вамъ не достаетъ только завести собственныя дрожки и лошадь. Это очень важно для молодаго офицера; но не понимаю, что вамъ за охота сидѣть здѣсь въ штабѣ. Für einen jungen Menschen giebt es nichts nobleres als die Fronte.
— Куда вы теперь идете?
— Пора обѣдать, Эдуардъ Ивановичъ.
