сенъ съ благодарностью; не одолжите ли мнѣ на время деньжонокъ.
— А много-ли вамъ надо? спросилъ Леонтьевъ, подставляя по глухотѣ къ уху ладонь.
— Одолжите тысячъ пять, сказалъ Торба.
Съ этими словами Леонтьевъ досталъ толстый бумажникъ изъ кармана и началъ усердно провѣрять лежавшія въ немъ пачки крупныхъ ассигнацій. Окончивъ провѣрку, онъ хладнокровно сказалъ: „пять тысячъ не могу“, — и закрывъ бумажникъ спряталъ въ карманъ.
— Въ такомъ случаѣ одолжите хоть двѣ тысячи.
— Какъ это однако странно, говоритъ Леонтьевъ: вамъ нужно двѣ тысячи, а вы просите пять.
И возобновивъ провѣрку денегъ, онъ снова закрылъ бумажникъ и со словами: „двѣ тысячи не могу“, положилъ въ карманъ.
— Да вѣдь мнѣ крайность въ деньгахъ, одолжите хоть 500 рублей.
— Вѣдь вотъ вы какой странный человѣкъ: вамъ нужно 500 руб., а вы просите 5 тысячъ.
Съ каждымъ уменыпеніемъ размѣровъ просьбы, возобновлялась и провѣрка бумажника и тотъ же отказъ.
— Ну, одолжите хоть 25 руб., чтобы заплатить извощику.
— Подумаешь, сказалъ старикъ: какія странности бываютъ у людей: нужно 25 рублей, а онъ проситъ 5 тысячъ. Такъ бы и говорили сначала.
Опять то же перелистыванье ассигнацій и окончательное: „25 руб. не могу“.
