ликомъ бросалъ его ловившей его на лету собакѣ. Не забывалъ онъ и другую свою любимицу. Не безъ удивленія увидалъ я, какъ вышедшая изъ гостиной хозяйка, нагнувшись къ мужу и указывая палъцемъ на блюдо, прошептала: „голубчикъ, позволь мнѣ взять этотъ кусочекъ“. При этомъ противно стало мнѣ все явное довольство и самодовольство хозяина.
Вѣдь это же все ея, подумалъ я, а она не смѣетъ взять безъ спроса куска, небрежно швыряемаго собакамъ. Когда мы ушли покурить въ кабинетъ хозяина, обращенный окнами въ противоположную отъ рѣки сторону къ подъѣзду, къ крыльцу съ колокольчиками и съ бубенчиками тройкой подскакала легкая коляска, изъ которой, сбросивъ запыленную шинель, въ щегольскомъ фракѣ и бѣломъ галстукѣ вышелъ молодой человѣкъ и тотчасъ же забѣжалъ къ головамъ тяжело дышащей тройки.
— А-хъ, это бывшій корнетъ Ясноградскій, раздалось въ кабинетѣ.
Между тѣмъ Ясноградскій, вытащивъ изъ кармана шинели ланцетъ, обернутый покромкою, уже успѣлъ, перетянувъ шейную жилу лѣвой пристяжной, пустить ей кровь, а затѣмъ исполнилъ эту операцію тутъ же у крыльца надъ двумя остальными лошадьми.
Какъ логично, подумалъ я: сначала безъ всякой нужды загнать тройку по жарѣ, а затѣмъ подъ крыльцомъ бросать ей кровь.
— Какъ бы поскорѣе умывальникъ, сказалъ Ясноградскій,. входя въ кабинетъ, идущему вслѣдъ за нимъ лакею. У меня всѣ руки въ крови, да, кажется, и сорочкѣ досталось.
— Точно такъ-съ, отвѣчалъ слуга; надо будетъ перемѣнить и сорочку.
Къ обѣду пріѣхала изъ Кременчуга главная гостья, встрѣченная хозяиномъ съ исключительнымъ вниманіемъ. Это была вдова полковника, энергичная и красивая брюнетка, лѣтъ подъ 40, съ 14-ти лѣтнею дочерью, про которую говорили, что это дочь Даниленки.
Послѣ обильнаго обѣда, впродолженіе котораго гремѣлъ привезенный изъ Кременчуга оркестръ, послѣ тостовъ и ту-
