ловѣкъ не въ состояніи создать моральную истину, точно такъ же, какъ онъ не въ состояніи выдумать истину въ области метафизики; все, что онъ можетъ сдѣлать, это подняться до пониманія существующей истины, открыть ее и примѣнить, согласно развитію и законамъ своего разума.
Поэтому мы вполнѣ раздѣляемъ взглядъ большинства философовъ, утверждающихъ, что всеобщіе принципы морали могутъ быть установлены соотвѣтственно общему состоянію человѣчества, что задачи и методы философіи ограничиваются собираніемъ того, что мыслитъ и во что вѣритъ человѣчество, въ добросовѣстномъ разъясненіи этого матеріала и въ томъ, чтобы придать форму ученія идеямъ, которыя человѣкъ, по своему глубочайшему убѣжденію, считаетъ относящимися къ добру. Здѣсь нашимъ судьею оказывается здоровый человѣческій разумъ. Во всѣ времена, у всѣхъ народовъ, человѣкъ отличалъ право отъ безправія, всюду ему были свойственны понятія объ обязанностяхъ, добродѣтели, вѣрности и самопожертвованіи; всюду, въ изученіи языковъ, въ выраженіи мыслей, во внѣшней жизни семействъ и народовъ, въ сокровенной бесѣдѣ съ самимъ собою, всюду мы встрѣчаемъ абсолютныя сужденія, порицающія или одобряющія моральные поступки, при чемъ эти сужденія являются слѣдствіемъ нашихъ духовныхъ убѣжденій, высказанныхъ безапелляціонно, и настолько твердыхъ, что ихъ не можетъ поколебать никакая сила.
Въ области морали, какъ и въ области логики и эстетики, далеко не всѣ люди одинаково способны познавать всѣ принципы, обосновывающіе добро, и придавать имъ правильную оцѣнку; эта способность всегда высказывать правильныя сужденія, носить въ себѣ, въ глубинѣ своего сознія, ясное и опредѣленное понятіе о добрѣ и злѣ, а потому быть отвѣтственнымъ, — эта способность свойственна намъ въ большей или меньшей степени, въ зависимости отъ того, насколько мы сами поднялись въ области морали. Кромѣ того, принципы естественной морали и религіи не слѣдуетъ смѣшивать съ идеями, начертанными изъ первороднаго состоянія, и не слѣдуетъ, какъ то часто дѣлается, искать общіе принципы добра и подтвержденіе нашихъ сужденій въ тьмѣ прошлаго, въ тѣхъ далекихъ временахъ, когда человѣкъ находился въ дикомъ, первородномъ состояніи; вообще не слѣдуетъ искать въ прошломъ подтвержденія современныхъ понятій. Мы не можемъ искать ясно выраженныхъ представленій о красотѣ и истинѣ у тѣхъ существъ, которыя люди только по названію, которыя занимаютъ среди человѣчества самыя низкія ступени и которыя представляютъ собою какъ бы переходную степень отъ человѣка къ животному; точно такъ же мы не можеммъ требовать, чтобы эти существа знали всѣ законы морали или даже могли подтвердить намъ нашу правоту въ этой области. Эти слова могутъ служить подтвержденіемъ справедливости нашего ученія о постепенномъ развитіи духовъ и дать представленіе о всеобщей градаціи духовъ, болѣе или менѣе поднявшихся по лѣстницѣ познанія и примѣненія принциповъ добра.
Для того, чтобы изучить истинные принципы морали, необходимо искать ихъ въ сознаніи тѣхъ человѣческихъ существъ, которыя достигли наибольшаго развитія внутренней жизни, которыя проявляютъ свою духовную дѣятельность свободно и широко, но никоимъ образомъ не слѣдуетъ искать зти принципы въ такъ называемомъ первородномъ состояніи, или у человѣчества, едва вышедшаго изъ состоянія дѣтства; за совѣтомъ слѣдуетъ обращаться къ взрослому человѣку, богатому жизненнымъ опытомъ и способному къ самопознаванію, а не ребенку. Наше общее сознаніе предписываетъ намъ законы, близкіе къ законамъ абсолютной морали; оно учитъ насъ, что принципы, которые мы ищемъ и на основаніи которыхъ мы высказываемъ свои сужденія, чужды какъ чувственному ученію Эпикура, такъ и морали цѣлесообразной полезности, такъ какъ оба эти ученія ведутъ къ деспотизму и разрушенію. Оно учитъ насъ также, что здѣсь недостаточно и морали чувства, являющейся противовѣсомъ морали эгоизма; что мораль, основанная въ интересахъ большинства, не совершенна, и что ученіе о нравственности, опирающееся на простыя ссылки на волю Божію или на награду и наказаніе въ загробной жизни, тоже страдаетъ многими недостатками. Если мы внимательно изучимъ всѣ явленія нашей духовной жизни, если мы произведемъ добросовѣстную оцѣнку своихъ и чужихъ поступковъ, то увидимъ, что наши понятія о добрѣ и злѣ находятся въ зависимости оть самой человѣческой природы, такъ же какъ наши понятія объ истинѣ и красотѣ, и что всѣ эти виды понятій обладаютъ элементами первородности, единства и недѣлимости. Какъ у всѣхъ другихъ наукъ, у морали тоже есть свои неоспоримые принципы, и эти принципы на всѣхъ языкахъ называются моральными истинами, — истинами, не подчиняющимися никакимъ вліяніямъ, настойчиво стучащимися въ нашу душу, рождающими въ ней муки раскаянія или чувства ужаса, приносящими ей покой или смятеніе; эти истины выносятъ намъ обвинительный или оправдательный приговоръ, — словомъ, строго судятъ насъ по достоинству.
