тельство того, что мы находимся на одной изъ низшихъ ступеней развитіи. Нашъ организмъ, матеріальный съ одной стороны, съ другой стороны не могъ оказаться чисто духовнымъ; гармонія не чужда даже низшимъ организмамъ; мы родились на землѣ, приспособлены къ ней, и наша организація во всѣхъ мельчайшихъ подробностяхъ соотвѣтствуетъ мѣстному характеру нашего міра.
На тѣхъ мірахъ, гдѣ благодѣтельная природа заботливо воздвигла человѣческому духу настоящій тронъ, гдѣ человѣкъ не только воображаетъ себя царемъ міра, какъ у насъ на землѣ, но гдѣ онъ дѣйствительно властвуетъ надъ всею областью, принадлежащею духу, — на такихъ мірахъ время жизни человѣчества измѣряется эрой мира и счастія. Тамъ нѣтъ тѣхъ обманчивыхъ оболочекъ, которыми у насъ прикрываетъ себя порокъ, — тамъ нѣтъ мѣста пороку, нѣтъ мѣста обману. Элементы соблазна и невѣрности тамъ не встрѣчаются, потому что сорная трава тоже вырастаетъ изъ сѣмянъ. На тѣхъ мірахъ человѣчество достигло періода истины, потому что тамъ всѣ стремленія человѣческаго духа направлены исключительно къ добру.
Дѣйствительно, каждый міръ, гдѣ человѣчество вступаетъ въ область своей зрѣлости, долженъ имѣть строго выраженный характеръ свободы, которая ведетъ неизмѣнно къ добру. Для зрѣлаго человѣчества свобода, развитая во всей своей широкой полнотѣ, должна быть могучей силой, направленной къ непрерывному совершенствованію, и одна эта свободная сила служитъ порукой за совершенство такого міра. Тамъ всѣ побужденія, всѣ желанія, всѣ стремленія человѣка непосредственно имѣютъ въ виду тотъ идеалъ, который для насъ представляется лишь далекой конечной цѣлью развитія человѣческой природы.
Какъ мало отвѣчаетъ наша земля этимъ условіямъ! Каждый желаетъ, каждый требуетъ свободы, каждый стремится къ свободѣ и рѣшительно никто ея не достоинъ. У насъ свобода сейчасъ же превращается въ разнузданность, она ведетъ къ удовлетворенію пошлыхъ страстей, къ уничтоженію безопасности, къ разрушенію общаго порядка. Бросимъ бѣглый взглядъ на всѣ цивилизованные народы: каждый изъ нихъ теоретически настроенъ либерально, но ни одинъ изъ нихъ не либераленъ на практикѣ. Можно себѣ представить, въ какой хаосъ броситъ народы разнузданная свобода, если подъ ея крыломъ люди отдадутся удовлетворенію грубыхъ инстинктовъ, не обращая вниманія на законы, которые должно было создать себѣ общество, не обращая вниманія на совѣсть, которая въ большей или меньшей степени способна удержать насъ на краю пропасти! За немногими исключеніями люди на землѣ чувствуютъ склонность къ той философіи, по которой каждый долженъ заботиться только о себѣ самомъ, которая имѣетъ въ виду не общность интересовъ, а лишь интересы отдѣльной человѣческой личности, и которую можно было бы назвать философіей чувственности. Ни одна изъ философскихъ школъ не насчитываетъ такого миожества послѣдователей, какъ именно эта школа, которая отражаетъ въ себѣ дѣйствительныя стремленія человѣка, хотя большинство людей отъ послѣднихъ горячо отрекаются. Выражаясь кратко, эта философія приняла за исходную точку слѣдующій тезисъ: „Ощущенія дѣлятся на пріятныя и непріятныя; къ первымъ слѣдуетъ стремиться, а вторыхъ — избѣгать“. Эта философія напоминаетъ человѣку о томъ, что первымъ его стремленіемъ является стремленіе къ удовольствію, что онъ болѣе всего склоненъ къ веселью, къ радостямъ знанія, или къ удовлетворенности добродѣтелями; она учитъ, что правильное пониманіе жизни заключается въ распредѣленіи на опредѣленное время возможно большей суммы наслажденій, т.‑е. въ поискахъ счастья, и что истинная мудрость заключается въ томъ, чтобы человѣкъ позналъ путь къ этой цѣли и пошелъ по нему, хотя бы это стоило ему временныхъ лишеній и разумныхъ жертвъ. Согласно этой системѣ, цѣль жизни состоитъ въ личномъ счастьи и личный интересъ является единственной пружиной, руководящей всѣми дѣйствіями человѣка.
Развѣ въ этихъ строкахъ не отражаются мысли большинства людей? И развѣ не стали бы точно такъ же мыслить всѣ, если бы вдругъ разорвались цѣпи, которыми мы были прикрѣплены къ старой морали, если бы мы вдругъ получили возможность въ полной мѣрѣ пользоваться желанной свободой. Мы позволимъ себѣ спросить тѣхъ людей, которые на словахъ возвѣщаютъ высокія ученія возвышенной философіи, не скрываются ли въ глубинѣ ихъ мыслей тѣ же взгляды и тѣ же импульсы, непрерывно толкающіе ихъ къ наслажденіямъ и радостямъ? Если бы люди слушались или, выражаясь вѣрнѣе, могли слушаться только своихъ внутреннихъ побужденій, то богомъ земли, несомнѣнно, былъ бы Эпикуръ.
Однако философія чувственности, или мораль личнаго интереса, представляетъ собою одну изъ самыхъ ложныхъ философскихъ системъ; она смѣшиваетъ свободу съ желаніями и тѣмъ самымъ уничтожаетъ свободу; она не дѣлаетъ существеннаго различія между добромъ и зломъ; она не признаетъ ни обязательствъ ни обязанностей, она не знаетъ ни права, ни за-
