ных начали возвышаться одна или несколько семей, которые в виде долей добычи, даней, подарков и т. д. приобретали большие богатства по мерке тогдашних германцев. Это дало им возможность держать при себе дружину,— свободных людей, наиболее храбрых воинов, которые обязывались следовать за своим господином на смерть и жизнь и жили возле него, как члены его семьи. Из этих семей обыкновенно избирались «первейшие», «князья», которые в мирное время разбирали судебные дела племени, а на войне были его главными предводителями. Однако, за ними отнюдь не признавалось право на эти функции: решающей инстанцией для каждого племени оставалось общее народное собрание.
Эта аристократия со своими дружинами, которые удавалось удерживать только благодаря новой и новой добыче, в свою очередь, немало содействовала упрочению той склонности к насилиям и разбоям, которая характеризовала германцев, подобно другим варварским народам. Как-раз их вторжения в провинции Римской империи и вызвали у римлян решение подчинить себе суровую и неприютную страну, которая сама по себе не представляла ничего привлекательного. Но все усилия римлян разбились о ненадломленную стихийную силу этих варваров, которые в большом изобилии располагали двумя основными источниками военной силы: во-первых, их воины отличались величайшей личной храбростью, которая закалялась жизнью среди суровой природы, в постоянной борьбе с дикими зверями и соседними племенами; во-вторых, отдельные воины связывались тактической сплоченностью, созданной коммунистическим образом жизни германцев, благодаря тому, что род и соседи, боевые товарищи и товарищи по хозяйству представляли для них одно и то же. У германцев не было ничего напоминающего военную дисциплину римлян, им было совершенно чуждо понятие о солдатском подчинении. Но
характер природы, среди которой они шли, внутренняя сплоченность тех каре, в которых они вели сражения, полная взаимная уверенность друг в друге, порождающая моральную силу, оказались непреодолимыми даже для легионов
