мата в развитии мировой живописи не подлежит сомнению: в то время как сухой юг почти всегда порождал рисовальщиков и скульпторов, туманный север с его смягченными очертаниями предметов всегда способствовал цветению живописи, культу колорита. Недаром именно Голландия дала лучших живописцев-пейзажистов. К этому воздействию на Монэ голландцев и англичан следует присоединить еще и влияние светлых и свежих по краскам японских гравюр, ставших предметом увлечения европейских художников 70-х годов.
Было бы, однако, неправильно объяснять генезис Монэ только этими случайными факторами. Монэ уловил общий дух своей эпохи — в этом была его главная заслуга. А эта эпоха развилась под знаком позитивно-научной мысли; луч знания пытался проникнуть повсюду — вплоть до анализа самого луча солнца. Достаточно напомнить о больших открытиях в области физики и оптики Шеврейля, Роода, Гельмгольца и др., чтобы почувствовать непосредственную связь между аналитическими исканиями Клода Монэ и научной оптикой его времени. Это не значит, что Монэ был „теоретиком“, наоборот, он никогда не теоретизировал, а просто писал с натуры, и писал с такой стихийной увлеченностью, как птица поет. Но своим большим инстинктом, своим чутьем современности он ощущал веления своей эпохи и отразил их в искусстве. В этом отношении он сделал шаг вперед по сравнению с реалистом Курбэ. В то время как Курбэ был еще „наивным“ реалистом, смотрящим на природу сквозь призму условного колорита, Монэ взглянул на нее глазами, широко раскрытыми на мир научным знанием.
Наука сорвала ореол абсолютности с окружающих предметов. Она доказала, что предметы вовсе не имеют своих раз навсегда неизменных „локальных“ цветов (как думали все академии живописи, имевшие готовую рецептуру „небесной“, „телесной“, „теневой“ и др. красок), что разнообразие последних зависит лишь от разной интенсивности и быстроты световых волн. В основе всего—семь цветов солнечного спектра, дающие бесконечные комбинации. Все предметы мира окружены и окрашены окружающей атмосферой, находятся во взаимодействии друг с другом, играют и перекликаются „рефлексами“. Линейный рисунок — не более, как абстракция, благодаря которой мы передаем границы предметов, словно выхватывая их из этого светового взаимоотношения, из атмосферы. И единственный критерий худож-
